Эти слова Смыкало произнес с такой гордостью, что лицо у него сделалось словно у кота, наевшегося сметаны до отвала.
Кажется, Смыкало ожидал от окружающих какой-то похвалы, но когда никто ему никак не ответил, тот продолжил:
— У него таких карандашей было пруд пруди. Потому как время от времени он с командировки в Москву прилетал пакистанским рейсом. Ну и мне давал в школу карандаши, если где умыкнет.
Муха засопел. Задумался. Еще чуть-чуть покрутил обломок карандаша в руках. Потом глянул на меня.
— Ну и мало ли чей это карандаш? Может, у кого тоже батя вот так по Пакистанам летал.
Я протянул Мухе руку. Тот уставился в мою грязноватую ладонь. Потом вернул карандаш, и я спрятал его в нагрудный карман.
— А то, что нужно проверить все версии. И теперь, варианту с банальным дезертирством, появилась еще одна — вдруг тут как-то враг руку приложил?
Муха засопел. Чуть-чуть помолчал, размышляя.
— Лады, — наконец сказал он, — покамест снимаю приказ доложить на заставу. Осмотрим следы вокруг БТРа. Может, еще че интересное найдем.
Группа переключилась на следы. Стала внимательно осматривать каменистую, а местами пыльную землю вокруг брошенной бронемашины.
Это было непросто. Большинство следов оказалось нечеткими. Другие затоптали мы сами.
Тогда я решил отделиться от группы и пройти немного выше по тропе.
— Селихов! Ты куда? — вдруг окликнул меня Муха.
Я обернулся.
— Там ничего не найти. Мы сами хорошо потоптались у машины. Надо проверить, что есть на тропе.
— Сам не ходи, — сказал Муха, немного погодя. — Смыкало! Прикрыть Селихова! Смотри в оба!
— Есть!
Я пожал плечами и, не обращая особого внимания на побежавшего за мной Смыкало, продолжил не спеша подниматься по тропе.
Но нужно признать — место это было небезопасным. Находясь почти на дне ущелья, оно прекрасно простреливалось с тыла и фронта. Неплохо — справа. Только с левой стороны можно было быстро укрыться за большущим валуном. И это при условии, что среагируешь на вражеский огонь достаточно быстро.
Потому и возражать против прикрытия я не стал.
Тропа оказалась достаточно широкой — по ней можно было плечом к плечу пройти вдвоем. Однако была она по большей части очень каменистой — будто бы камней набросали в русло давно иссохшего ручья.
И потому найти здесь какие-то следы сразу оказалось непросто. А вот края тропы оставались достаточно землистыми, чтобы на них отпечаталась чужая подошва. Потому именно их я и стал осматривать в первую очередь.
Смыкало решил меня немного опередить, чтобы засесть вверх по тропе, и я приказал ему двигаться по камням, чтобы случайно не нарушить какой-нибудь след. Боец, конечно, недовольно зыркнул на меня, но послушался. Через пару мгновений он засел за большими камнями метров на пять выше того места, где находился я.
Я осматривал тропу долго. Внимательно выискивал и просматривал каждое место, где могли оказаться следы.
— Селихов! Ну че там⁈ — кричал Муха. — Может, тебе кого на подмогу? А то долго возишься!
— Нет! — отмахнулся я. — Много людей — неудобно, я сам.
Первый след я нашел, когда мы со Смыкало поднялись еще метров на десять выше по скале. Это оказался след, отпечатавшийся во влажной земле едва заметно бегущего между камней ручья. Даже несмотря на оклики Мухи о том, что мне не следует отдаляться слишком сильно от бронемашины, я продолжал искать.
И в конце концов мне улыбнулась удача.
— Товарищ командир! — крикнул я. — Есть кое-что.
Муха поспешил подняться ко мне. Когда он, немного сбив дыхание, забрался вверх по тропе и опустился рядом со мной на корточки, то нахмурился.
— Спортивная обувь, — сказал он угрюмо.
В пыли, на краю тропы я заметил след. Человек, что оставил его, носил кросовки или кеды. Это через несколько лет советские солдаты в Афганистане предпочтут легкие кеды тяжелым кирзовым сапогам. Так легче ходить по горам. Да и в общем смысле внешний вид бойцов преобразится.
Солдаты, активно участвующие в рейдах и военных действиях, станут походить на настоящих партизан, одетых кому как удобно. Сейчас в рядах вооруженных сил все еще сохранялось единообразие. По крайней мере в основной своей массе. Увидеть мотострелка в кроссовках — нонсенс.
И это значило только одно — тот, кто оставил этот отпечаток обуви, — не наш.
— Может, какой-нибудь пастух, — скептически заявил Муха.
— Или душман, сопровождавший пленных в горы, — сказал я.
Старлей снова задумался.
— Других следов нет?
— Только кирзачи.
Муха заглянул мне в глаза. Засопел.
— Я знаю, чего ты хочешь. Ты уже сам для себя давно решил, что нужно формировать поисковую группу. Еще когда карандаш нашел. А все, что делаешь сейчас, — это только для того, чтобы убедить меня отдать приказ.