Муха оторвал взгляд от Волкова. Посмотрел на молодого пограничника.
Селихов, худощавый, прямой, гордый, стоял посреди остальных солдат. Его лицо было грязным от размазанной горной пыли. Но в глазах оставалась холодная сталь. Холодная решимость.
Когда зазвучал его голос, окружающие будто бы вздрогнули. Все как один подняли головы. Посмотрели на Селихова. Они сделали это как-то несознательно, будто бы Селихов воззвал к их инстинктам.
Спустя мгновение, Муха осознал, что и он посмотрел на молодого бойца ровно точно так же — словно бы повинуясь этому его непреклонному приказу, не терпящему никакого неподчинения.
— Он своё отвоевал, братцы, — продолжал Селихов. — Смотрите не на него. А вон туда, на тот склон.
Селихов указал куда-то вверх, туда, где БТР Волкова своим огнём раскрошил огромный камень. Где он испахал древний вымытый дождями склон. Где уничтожил душманский миномёт.
— Видите? — спросил Селихов строго. — Это его работа. Волков её сделал. Он видел миномёт, который через минуту накрыл бы всех нас. И он поехал. Зная, что станет мишенью. Зная, что шансов для него нет.
Бойцы растерянно затихли. Даже сам Муха чувствовал, что не может ничего сказать. Ему просто нечего было говорить.
— Волков был… разным. Да, карьеристом. Да, любил лычки. Любил покрасоваться перед нами и подлизаться к старшим. Спрашивал с нас строго, докладывал начальству громко. Многие из вас его за это не любили. И я могу прекрасно вас понять.
Бойцы не двигались. Не шевелились. Казалось, внезапный монолог молодого солдата полностью поглотил их внимание.
— Но я сейчас смотрю на него, на Диму Волкова… и вижу не карьериста. Вижу командира. Вижу человека, который в последнюю секунду своей жизни понял, что важнее всех званий и наград на свете. Он понял, что самое важное — это свои. Он мог остаться у машин. Устав был на его стороне. Он мог прятаться под броней, мог по рации отчитать нас за то, что мы под огнём залегли. Но он этого не сделал. Он принял единственное решение, которое мог принять настоящий командир. Он поехал на верную смерть. Чтобы его взвод — чтобы МЫ — жили. И он спас нас. Он купил нам время ценой своего БТРа и своей жизни. И теперь этот долг висит на каждом из нас.
Муха сглотнул. Ему захотелось было открыть рот… Вернее, даже не так… Он почувствовал, что рот его вот-вот несознательно откроется от удивления, но командир сдержался.
Остальные бойцы словно бы проснулись ото сна: кто-то тихо загомонил, кто-то прочистил горло, кто-то шмыгнул носом.
— Не скорбите. Скорбь будет потом. Всему своё время. Но сейчас у нас его нет. Сейчас у нас есть только одно. Месть. Да — нам осталось только мстить. Мстить умело, с холодной решимостью и такой же холодной яростью. Той самой, что заставляет не плакать, а прикладываться к прицелу точнее. Той самой, что заставляет бежать быстрее, стрелять метче, думать чётче.
Селихов замолчал. По-офицерски обвёл всех взглядом, смотря солдатам прямо в глаза. Смотря решительно и, казалось, не боясь ничего на свете.
И Муха видел, как меняются лица бойцов. Как становятся они злее. Как в глазах их начинают плясать искорки холодного огня. Как хмурятся их брови и в немой, тихой решимости сжимаются кулаки.
А потом он и сам заметил, как сжимает собственные пальцы. Как его руки без его ведома превращаются в кулаки.
— Он был наш, — сказал, наконец, Селихов. — Наш замкомвзвода. Наш товарищ. И его убили. И мы не будем оплакивать его смерть. Мы сделаем так, чтобы каждый душман на этом склоне, каждый, кто причастен к тому, что сегодня произошло, тоже лёг в землю. Ну или отправился к своему Аллаху, если им так этого хочется. Сегодня, братцы, мы выполнили его последнюю волю — остались жить. И теперь вернём Диме долг — отомстим за него.
— Да! — крикнул вдруг Бычка. — Отомстим за нашего замкома!
После его выкрика несколько мгновений стояла мёртвая тишина. А потом кто-то подхватил:
— Отомстим!
И тут же отовсюду понеслись новые воодушевлённые, злые крики:
— Духи будут у нас землю жрать!
— Ну!
— Покажем им, что шурави дорого свои жизни отдают!
— Будем бить без жалости!
Муха даже и не заметил, как эти разрозненные крики бойцов смешались в едином порыве. Превратились в звонкий, яростный голос разведывательного взвода ММГ-4.
Тогда Муха встал с колена. Поднялся над мирно лежавшим Волковым.
— Он не дал им нас накрыть! — повысил голос Селихов, глядя Мухе прямо в глаза. — А мы теперь пойдём и накроем их всех! До последнего!
— До последнего! — подхватил слова Селихова нестройный хор молодых голосов.