— Я не стал бы называть это рукопашной, — ответил я, — так, повздорили немного.
— Вот я и подумал, что ваше лицо мне знакомо, приятель. Вы, наверное, осматривали город? Готов поспорить, что видел вас три-четыре раза за вечер.
Я прожил всю жизнь в большом городе, и такой вариант просто не приходил мне в голову. Я находился в крошечном городишке и был в нем чужаком, к тому же успел стать заметной фигурой. Если прибавить к этому темно-красное лицо и торчащие ежиком рыжие волосы, то вряд ли можно ожидать, что я останусь незамеченным.
— Просто побродил по окрестностям, — объяснил — хотел убить время, пока машина в ремонте.
— Где вы остановились?
— В мотеле «Магнолия-Лодж».
— Ах вот как, — ответил он.
Я, нахмурившись, уставился ему в затылок. Опять то же самое — та же реакция, причем вы даже не смогли бы объяснить, почему она показалась странной. Я вспомнил, как вели себя зеваки, обступившие место аварии, а потом механик в гараже. Включился зеленый, и мы двинулись.
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался я.
Он пожал плечами:
— С самим мотелем все в порядке, как мне кажется. Хотя процветающим его не назовешь.
— Ну, что же, это не такое простое дело для одинокой женщины. Мне сказали, что ее муж умер.
— Да, в общем, можно так сказать.
Это было что-то новенькое. Он выразился так, словно человек мог быть мертвым в общем, а мог быть и в частности, будто существовали разные степени быть мертвым.
— Что вы имеете в виду?
— Это правда, что вы из Калифорнии? Наверное, в тамошних газетах не было такой шумихи? — На следующем перекрестке ему пришлось притормозить — зажегся красный свет. Он обернулся ко мне через плечо. — Лэнгстона убили, — сказал он.
Несколько секунд я молчал, вспоминая тихий мерзкий смешок и шепот: «Мы знаем, что это ты убила его, ведь правда?»
Потом я выбросил это из головы.
— Удалось поймать того, кто это сделал?
— И да и нет.
Такой ответ мог означать все, что угодно. Я вздохнул, прикурил сигарету и сделал новую попытку:
— Так да или нет?
— Одного из них поймали, — ответил он, — мужчину. Но до сегодняшнего дня неизвестно, кто был вторым. По крайней мере, так говорят.
Зажегся зеленый свет, он включил передачу и влился в общий поток. Конечно, все, что он рассказывал, еще ничего не значило. Я ждал, когда он заговорит снова.
— Конечно, теперь каждый может сопоставить, что к чему, и сделать свои выводы, если вы понимаете, что я хочу сказать. Но только никаких имен никто не называл…
Я сразу догадался, что он имеет в виду.
— Одну минутку. Не сомневаюсь, что закон в вашем городе запрещает убивать людей?
— Конечно, сэр. Но закон говорит еще и о том, что нужно иметь доказательства для того, чтобы арестовать человека и отдать его под суд.
Ощущение было такое, как будто дотрагиваешься до оголенного нерва. «Ну ладно же, — сердито подумал я, — я получил такие доказательства, правда, пока их недостаточно».
Мы выехали из деловой части города и теперь проезжали мимо фабричного корпуса и морозильной установки на окраине. Я попросил его ехать помедленнее — мне еще нужно было задать ему добрый десяток вопросов.
— Так вы говорите, что одного из них поймали и он признался, что с ним был еще кто-то, но не сказал, кто именно? Из него так и не смогли вытянуть имя второго?
В ответ он бросил через плечо:
— Мистер, из этого парня никому не удалось вытянуть ни одного слова. Он попытался оказать вооруженное сопротивление Колхауну и умер раньше, чем успел упасть на землю.
— А кто такой Колхаун?
— Тот самый здоровенный коп, который не дал вам отколошматить Фрэнки.
— Черт, да я и не собирался с ним драться… — Я замолчал. Не стоило тратить время на этот идиотский разговор.
— Вы выглядите как человек, который способен постоять за себя, что бы ни случилось, но позвольте мне дать вам один совет: никогда не связывайтесь с Колхауном.
— Я и не собирался, — нетерпеливо возразил я.
И пожалел о том, что задал этот вопрос.
— Вы, может, думаете, что он жирный. Мистер, я только одно вам скажу: никакой он не жирный. Знаете, мне случалось видеть его в деле… — Он помолчал, вздохнул и покачал головой. — Он тертый калач, вот что я имею в виду. Этот парень — тертый калач.
Я надеялся, что теперь он закончит свои рассуждения о Колхауне и перейдет к делу.
— Понятно, — я решил направить разговор в нужное русло, — так вы сказали, что одного застрелили на месте, потому что он оказал сопротивление. Поэтому он не сказал ни слова. Тогда откуда же стало известно, что был еще и второй? Или Колхаун видел его на месте преступления?
— Нет. Точно я не знаю…
Он повернул к стоянке перед «Сильвер Кинг». От жары над шоссе дрожало марево, и блеск белого гравия на стоянке слепил глаза. До меня донеслись звуки музыкального автомата, а через широкое распахнутое окно, возле которого мы остановились, я увидел нескольких мужчин, которые пили кофе у стойки.
Шофер обернулся ко мне и сцепил руки на изголовье сиденья.
— Так чего вы точно не знаете? — спросил я.
— Дело было так. Колхаун взял того парня, его звали Стрейдер, в половине пятого утра, когда он был у реки и пытался избавиться от трупа. Стрейдер приехал туда на машине Лэнгстона, а сам Лэнгстон лежал на заднем сиденье, завернутый в брезент и с проломленным черепом.
— Понятно, что это выглядело довольно подозрительно, — согласился я. — А был ли в машине кто-нибудь еще?
— Нет. Но там была другая машина, она стояла ярдах в пятидесяти ближе к дороге. Потом она уехала.
Колхаун слышал, как завелся мотор, и видел свет фар.
Он побежал туда, но не успел. Тогда он хотел стрелять по машине, но в темноте споткнулся и упал. А к тому времени, когда он поднялся и нашел свое оружие, она уже скрылась за поворотом шоссе. Но номер он разглядел. Ему удалось разглядеть его, потому что сзади горели подфарники…
— Понятно, понятно, — нетерпеливо перебил я, — так удалось узнать, чья это машина?
— Да. Это была машина Стрейдера.
— Вот оно что. И где ее потом нашли?
Он мотнул головой в сторону шоссе:
— Как раз вон там, рядом с тем номером, который Стрейдер снимал в мотеле. И еще одну вещь удалось выяснить достоверно — за рулем машины сидела женщина.
Некоторое время я молчал. Даже то немногое, что мне удалось узнать, объясняло, почему над этим городом нависла зловещая тень, тень подозрения, присутствие которой ощущалось во всем, к чему ни прикоснись.
— Когда все это случилось? — спросил я.
— В прошлом ноябре.
«Семь месяцев назад», — подумал я. Неудивительно, что ее глаза превратились в настоящий серый океан усталости и, судя по всему, она вот-вот окажется на грани нервного срыва., — С вас один доллар, — сказал он. — Мы выехали за черту города.
Я протянул ему два:
— Зайдите со мной. Я угощу вас пивом.
Глава 3
Мы вошли внутрь, и нас охватила кондиционированная прохлада. Здание было выстроено в форме буквы «Г», и на улицу выходили окна обеденного зала.
Слева от двери стояло несколько столиков, а в глубине, напротив окна, которое было видно с дороги, располагалась стойка с шеренгой табуретов перед ней.
Вращающиеся двери позади стойки вели на кухню. По обеим сторонам двери на стенах висели чучела морских тарпонов, а еще один был укреплен над дверью справа, за которой находился бар. Два дальнобойщика пили кофе и болтали с официанткой.
Бар представлял собой вытянутое помещение, примыкавшее к залу под прямым углом и образовывавшее «перекладину» буквы «Г». В глубине, по левой стороне, стояли множество столиков, музыкальный автомат, который в данную минуту молчал, и телефонная кабинка. Я бросил на нее беглый взгляд — с этим я разберусь потом.
За одним из столиков сидел мужчина в белой ковбойской шляпе и голубой рубашке. Он сидел боком ко мне, повернувшись к темноволосой, худой как щепка девице, во внешности которой угадывалась примесь индейской крови. Еще двое сидели, взгромоздившись на табуреты в глубине бара.