Постепенно я начинал понимать структуру этой библиотеки. Где-то лежали таблички с описанием возможностей шагающих. Где-то, таблички с описанием тех миров, в которых был, или о которых слышал, автор. Но эти ниши я вообще старательно обходил стороной, потому что изучать все множество миров, посещенных даже им лично, можно было вечность. И лучше было это отложить до того момента, когда я смогу более или менее бегло читать таблички.
Сейчас важнее было другое.
«Если тебе нужно задержаться в мире, то не делай того, что ускорит твое отбытие». Ну, это капитан очевидность. Но вот дальше интересней — «Удлинить период также помогает фиолетовый цвет на границе восприятия зрения идущего. Укоротить — красный, тоже на границе восприятия. Окружи себя краем спектра, фиолетовым, и ты сможешь на четверть растянуть время в мире. Удлинить период помогает мысль о себе в мире, где находишься. О своих задачах, о целях, особенно о тех, что еще не исполнены. Чем больше незавершенных дел в текущем мире, тем дольше ты сможешь в нем пробыть. Все начинается с твоего сознания. Сами дела — неважны. Важно, что ты думаешь, что должен их сделать в этом мире».
Интересная концепция. Знать бы раньше. Нагородить, начать кучу дел, потом сесть и начать думать о том, как важно всех их обязательно сделать. И продержишься в мире подольше. На заметку.
В этой пещере все же была каменная лежанка, правда, на ней тоже лежали скрижали. Думаю, он или они — использовали эти пластинки в качестве подушки. Читали перед сном, а затем на них и засыпали. Почему, возможно, «они»? — просто тут был такой объем информации, такой объем этих пластинок, что я физически не очень понимал, как это все мог создать один единственный человек. Даже если бы у него под рукой был компьютер и текстовый редактор — даже в этом случае создать, зафиксировать столько знаний заняло бы годы.
А здесь ему приходилось каждую букву, каждое слово выбивать часами на камне, и его инструменты, которыми он или они это делали, лежали тут же, на лежанке. Это не быстро.
С другой стороны, краткость, которая сестра таланта, расцвела здесь во всей красе. Когда нанести на пластинку одно единственное слово может занять день-другой, поневоле начнешь думать, как в самую короткую фразу вложить максимум информации.
В качестве подушки на лежанке в основном находились скрижали по философии. Разумное, под такие тексты легче засыпать.
«Не надо беспокоиться о размере вселенной. Лучше думать о том, как тебе лично не потеряться в этой бесконечности».
«Путь, по которому идущий движется, и предопределен, и нет в одно и тоже время. Возможно, выходя из точки отправления, он прибывает сразу в несколько точек назначения, в разных концах вселенной. Мы не можем знать».
О том, что идущие, как он называл себя и все наше племя, не могут быть уверены в некоторых совсем базовых вещах, которые в стационарном мире кажутся обыденными и самоочевидными, здесь было много. Большинство таких табличек я вообще пока не понимал, слишком много неизвестных слов, которые никак не нельзя было связать с другими.
«Даже идущий, идеально контролирующий себя, будет попадать в мертвые миры. Эта мелочь должна заставить задуматься о многом. Кто на самом деле нас ведет. Зачем мы созданы. Нет ли внутри нас того, кто владеет нашим сознанием где-то в самой его глубине»
Интересные, абсолютно абстрактные и недоказуемые философские рассуждения о паразитах сознания, наездниках. И это тоже было на табличках. И на это тоже было затрачено время с долотом.
Надписи на стенах, большинство, были всего лишь аналогом каталога. «Миры», «возможности», «мысли», «сомнения», «вопросы для изучения», «тактики», «этика».
Интересно что все мысли, относящиеся к философии, по большей части лежали на полках с надписями «сомнение». Интересное отношение к философии. Вообще само слово «сомневаться» на этом языке было почти синонимом слова «размышлять».
В какой-то момент я обратил внимание на груду расколотых табличек, которыми была завалена одна из них у самого пола. Я все время обходил ее стороной, думая, что это оставленные неудавшиеся образцы, то, что переписано потом начисто.
Может быть, частично так и было. Но были и таблички, на которых встречалось что-то новое:
«Можно ли уничтожить идущего? Прямой ответ — нет. Но доходят слухи, что идущих пробуют лишить рассудка. Возможно, это равносильно смерти». Табличка была разломана, и разломана тщательно, я собрал ее из десятка кусочков, видимо, когда-то, много позже, шагающий, тот же самый или кто-то за ним, решили, что это знание не стоит хранить. И никаких копий этой таблички я не нашел.