Обычно, когда я выступал в роли Саддама, мне было легче и удобнее путешествовать наземным транспортом, но так как Саддама уже ожидал самолет, меня повезли на президентский аэродром Мутанд, недалеко от Парка Зоура. Оттуда меня доставили на самолете в аль-Мосул. Мухаммед, как всегда, был рядом со мной, так же как и несколько военных из Республиканской гвардии. Двое из них, Джассим Абдулла и Таки Гаданфар, должны были сопровождать меня повсюду, плечом к плечу, пока я в полной сохранности не вернусь обратно в Багдад. Это было большой честью для обоих. Хотя они не догадывались об этом, их выбрали для выполнения задания, потому что они лишь недавно поступили в президентскую гвардию и было меньше шансов, что они заметят какое-нибудь незначительное различие между нами. Из всех, находящихся на борту самолета, только Мухаммед знал о том, кто я такой.
В аль-Мосуле нас встретил Хассан Мувафек, член местной организации партии Баас, который довез нас оставшиеся восемьдесят километров до Эрбиля. Речь была подготовлена самым тщательным образом, но, несмотря на это, у меня тряслись коленки, когда я стоял перед несколькими тысячами членов Баасской социалистической партии. Я произносил свою речь в течение пятнадцати минут и за ней последовали овации, продолжавшиеся почти вдвое дольше. Я чувствовал себя морально и физически разбитым. Мои телохранители находились рядом со мной во время выступления, затем к нам присоединились Мухаммед и Хассан, и вся наша группа немедленно отправилась в аль-Мосул, чтобы лететь домой.
Первые тридцать километров мы проехали без происшествий. Впереди виднелись огни какого-то небольшого городка. Я уже собирался спросить Мухаммеда, что это за город, когда Хассан в раздражении воскликнул:
- Впереди шлагбаум!
В Ираке дорожные шлагбаумы обычно находятся на дорогах перед въездом в города, даже небольшие, поэтому это не вызвало у нас тревоги.
- Где мы? - спросил я Мухаммеда, вглядываясь в темноту.
- Мы подъезжаем к мосту через реку аль-Заб аль-Кабир, - ответил он, вытирая запотевшее стекло. - Она разделяет провинции Эрбиль и Ниневия. Здесь обычно останавливают.
Днем президентские регалии на машине, перевозящей Саддама, были хорошо видны, и шлагбаум поднимался прежде, чем мы подъезжали к нему. Но на неосвещенной сельской дороге ночью наш лимузин ничем не отличался от любой другой большой машины. Шлагбаум оставался опущенным, и нам дали знак остановиться.
Джассим, сидевший на месте пассажира на переднем сиденье, попытался вылезти из машины, выкрикивая ругательства в адрес патруля. Тут же он получил пулю в лоб и свалился на землю, даже не вскрикнув от боли. Через минуту автоматная очередь прошила машину. Хассан получил несколько пуль в лицо и грудь, а у Таки, сидевшего слева от меня, пуля прошла через подбородок и шею. Я понял, что стану следующей жертвой, и бросился на пол. Как только мне удалось слегка расслабиться, я почувствовал, что Мухаммед упал на меня сверху.
Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась, и через несколько мгновений задние двери распахнулись с обеих сторон. Таки выволокли из машины, а Мухаммеда отодвинули от меня, и он безжизненно распластался на полу. Я увидел, что пуля прошла у него под левым глазом и снесла затылок. Он также получил несколько пуль в грудь. Мухаммед был, без сомнения, мертв. Я единственный остался в живых.
Я понял, что мы попали в засаду, устроенную курдскими повстанцами, и что в тот же момент, когда они разглядят мое лицо, они с огромным удовольствием расправятся со мной. Я молил Аллаха, чтобы перед смертью они не захотели бы поразвлечься со мной. Ко мне обратился человек, который, очевидно, руководил всей операцией.
- Ваше Превосходительство, - сказал он с насмешливым полупоклоном. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам. Мы ждали вас, но, признаться, думали, вас сопровождает более внушительный эскорт.
- Так задумывалось, - ответил я как можно бодрее.
Мне связали руки и ноги и положили в багажник автомобиля. Хотя я не мог видеть, куда мы едем, я догадывался, что мы направляемся прямо в аль-Мосул. Меньше чем через час мы пересекли Тигр, и я различал звуки большого города, пока снова все не стихло, и я предположил, что мы направляемся в город Телль-Афар, в пятидесяти километрах к западу от аль-Мосула. Через полчаса мы миновали город и вскоре, повернув налево, направились к югу. Если я окончательно не потерял ощущение направления, то, по-видимому, мы были сейчас на восточной оконечности пустыни аль-Джазира, направляясь к аль-Хадру.
Я опять вспомнил о Мухаммеде и, хотя старался подавить свои чувства, меня глубоко опечалила его смерть. Мы очень сблизились в последние несколько лет, и я считал его своим другом и наставником. На моих глазах в упор расстреляли человека, и вид окровавленного лица Мухаммеда останется навсегда в моей памяти. Я знал, что буду скучать по нему. Если, конечно, останусь в живых.
Мы свернули с дороги и около часа ехали по песку. Наконец машина остановилась, послышалась какая-то суматоха, затем багажник открыли, меня вытащили и поставили на ноги. Мы находились в лагере в пустыне, и поскольку мы путешествовали к югу менее часа, я подумал, что мы находились километрах в тридцати к северу от аль-Хадра и километрах в двадцати к западу от Кайяры и Тигра. Меня отвели в большую палатку на краю лагеря и держали там под охраной. Хотя мне дали немного риса и воды, этот жест не успокоил и каждый момент казался мне последним. Я ошибался. После того как мне было разрешено справить свою нужду в яму в песке в окружении пяти хихикающих стражей, меня оставили одного и я вскоре уснул. Никто не потревожил меня до восхода солнца следующего дня.
Когда меня наконец допросили, выяснилось, что мои похитители знали, что настоящий Саддам был в Багдаде. Они сообщили правительству, что мой эскорт был уничтожен, но я все ещё жив. Если они хотят получить меня назад, это будет стоить им миллион долларов. В противном случае меня будут пытать и затем пристрелят.
Это был королевский выкуп, а я не был королем, и правительство отказалось платить.
Переговоры между курдами и правительством тянулись более пяти месяцев. В течение этого времени я потерял больше десяти килограммов. Мои похитители не морили меня голодом, я ел то же самое, что и они, но рацион состоял почти исключительно из хлеба, риса и чая. Меня не оскорбляли, не били, и я обнаружил, что мои похитители были разумными людьми, преданными делу освобождения своего народа от фашистской диктатуры, и эта борьба является смыслом их жизни уже несколько десятилетий.