- А ведь лучшего времени, чем сейчас уже не будет. - Моя бравада подогревалась виски десятилетней выдержки.
- Сейчас этого не произойдет, - многозначительно ответил он. - Мы оба нуждаемся друг в друге. Я обещал своему народу пойти по пути примирения, который ты предлагаешь, если только этот путь не окажется среди зыбучих песков. Я тоже нужен тебе сейчас. Если меня убьют, то курдский народ восстанет против тебя. Возможно, это будет бесполезное восстание, но едва ли ты сможешь справиться с этим до тех пор, пока не разберешься с более могущественным врагом.
Я почувствовал, что мне трудно притворяться в компании этого человека. Я играл роль, которую ради моей семьи должен был поддерживать, но у меня возникло сильное искушение довериться ему. Вскоре слабость прошла.
Наконец Хашим позвал меня снова, на этот раз его поддержали Тарик и Мустафа, они настаивали, чтобы мы, как только позволит протокол, немедленно ушли. Я осторожно поднялся на ноги и, пожав руку Мохамеду, направился к двери. Я постарался сконцентрироваться и обещал ему передать наши предложения в отпечатанном виде и предоставить время для размышлений. Затем выразил надежду, что, когда мы встретимся вновь на следующей неделе, формальное соглашение может быть подписано.
- Помни, Саддам, - крикнул он мне вслед, - суди меня так, как хотел бы, чтобы судили тебя самого!
Я выразил свое согласие, покидая комнату под недоуменными взглядами Тарика и Мохамеда. Меня почти внесли в машину и еле усадили на заднее сиденье. По дороге в аэропорт я задремал и совершенно ничего не помню о полете назад, в Багдад, и только следующим утром, страдая от похмелья, я осознал, что Мохамед не сказал ничего важного. Из того, что я смог вспомнить, наиболее связным показался разговор о том, что мы могли убить друг друга. Только спустя десять лет я осознал истинную цель встречи.
Когда в январе курды прибыли в Багдад, ни по радио, ни в газетах ничего об этом не сообщили. Мохамеда в этой делегации не было. Это показывало, что он ожидал каких-либо неприятных последствий от нашей встречи и поручил делегатам хорошенько разобраться в том, что скажет Саддам. Его подозрения были весьма обоснованны.
Делегатов забрали из отеля, как и планировалось, и ожидалось, что их привезут в президентский дворец. Но они так и не появились. Курдское руководство было убеждено, что похищение целой группы людей - дело рук госбезопасности или какой-либо другой правительственной службы. Саддам твердо стоял на том, что он ничего об этом не знает, и возлагал ответственность на подпольное движение Шиа аль-Дава. В то время как стороны обменивались обвинениями, о местонахождении пропавших делегатов ничего не было слышно.
Всего в делегации было одиннадцать курдов, некоторые из них были высокопоставленными лицами. Целую неделю о них не было ни слуху, ни духу. Обычно, когда исчезают такие люди, всегда ходит множество различных слухов, однако никаких предположений о местонахождении курдской делегации я не слышал. Я пытался прояснить ситуацию, поговорив с Хашимом, но он не был готов откровенно обсуждать со мной такие темы, как это делал Мухаммед. Однако скоро мне представился случай серьезно поговорить с ним.
Когда я спросил его мнение о том, что произошло, он пожал плечами:
- Какая разница? Президент говорит, что все это сделали головорезы аль-Дава. Разве этого недостаточно?
- Да, конечно, но ты ведь знаешь, что у Саддама есть причины так говорить. Ты должен был слышать и другие версии.
- Почему? Что такое я могу услышать, чего не услышишь ты?
- Ты работаешь на госбезопасность. Ты должен знать о таких вещах.
Я впервые увидел Хашима выведенным из его привычного индифферентного состояния. Он пристально посмотрел на меня.
- Кто тебе это сказал?
- Какая разница?
- Разница есть!
- Зачем я буду говорить тебе? Ты ведь не делишься со мной своими сведениями.
- Мне не разрешили говорить с тобой на эту тему.
- Никто нас не слышит, Хашим. Я знаю, что ты в госбезопасности, - так в чем же проблема? Я также знаю, что ты в четырнадцатом отделе, и перед тем как вернуться в Багдад для того, чтобы сменить Мухаммеда, ты был в штабе четырнадцатого отдела в Салман Паке. Я не прав?
- Я недооценил тебя, Микаелеф Рамадан, - с натугой сказал Хашим. Он подошел к двери, тихо открыл её и оглядел коридор, перед тем как закрыть её снова. - Ты прав, но тот, кто передал тебе эту информацию, - сильно рискует. Я не могу позволить этому продолжаться дальше. Если ты не назовешь мне имени твоего информатора, мне придется доложить о твоей несговорчивости моему непосредственному начальнику.
В эти дни запугать меня было не так легко. В то же время мне не хотелось превращать во врага моего новоявленного сторожевого.
- Раз это так важно для тебя, я скажу. Этот человек - Мухаммед.
- Когда мы встретились, он был уже мертв.
- Да, но незадолго до своей смерти он сказал мне, что работает на госбезопасность. Я просто предположил, что ты тоже оттуда.
Хашим кивнул:
- Я не знал, что Мухаммед был таким недисциплинированным, но полагаю, вы вместе многое пережили.
Когда я вопросительно взглянул на Хашима, тот улыбнулся.
- В Салман Паке на тебя заведено толстое досье. Я его почитал.
- Его составил Мухаммед?
- Конечно.
- И что он обо мне написал?
Хашим засмеялся.
- Не волнуйся. Мухаммед был лоялен к тебе.
Я подумал, что наши отношения с Хашимом, возможно, немного продвинулись. Если сказать честно, я чувствовал себя некомфортно с того самого дня, когда Хашим только прибыл, хотя меня насторожил бы любой, заменивший Мухаммеда. Но теперь я решил подружиться с ним. Для сотрудника госбезопасности Хашим казался очень человечным.
- Ну так что насчет курдов? - снова спросил я Хашима. - Что тебе известно?
Он с досадой поморщился.
- Поверь мне, Микаелеф, - ответил он, - действительно есть вещи, которые тебе лучше не знать.
Из такого ответа я мог сделать какие угодно выводы.
Исчезновение делегации очень обеспокоило курдов. Понятно, что теперь они скептически относились к мирным инициативам Саддама. Раньше, несмотря на все препятствия, я надеялся, что наступит время, когда разрозненное иракское общество сможет объединиться. Как и следовало ожидать, я сам себя обманывал.