- Да. Садун говорил тебе, что в Чамчамеле он встречался с Саддамом?
- Говорил. Вернее, он сказал, что говорил с ним. Это был ты?
- Да. - Я рассказал Абдулле большую часть того, что произошло с 1979 года.
- Что об этом думает Амна? Она вроде бы презирает Саддама.
- Ей не нравится ни он, ни его семья, но она понимает мою ситуацию.
- Разумеется, деньги её не интересуют, - заметил Абдулла, - но не находит ли она трудной такую двойную жизнь?
- Почему двойную?
- Ты же знаешь, что её отец был коммунист, как и все его дети. И Амна в том числе.
- Да, возможно, - отмахнулся я, - но Амна не активист.
- Ты уверен?
- Ты что думаешь, я не знаю, чем занимается моя жена? - несколько раздраженно спросил я.
На самом деле я не был так уверен в пассивности Амны. Допустим, после рождения Салиха её ожесточенность по отношению к режиму приутихла. Сначала я относил это за счет послеродовой депрессии, однако, даже после того, как она оправилась и начала возвращаться к нормальной жизни, она больше не упоминала Саддама. Я надеялся, что материнство отвлекло её от политики, но позже у меня появились подозрения, что её терпимое отношение к Саддаму не означает бездействия. Однако Абдулла не стал развивать эту тему.
- Как там её братья? - осведомился он.
- Я не так часто вижусь с ними, но уверен, что они ничего не знают.
Абдулла пожал плечами:
- Раз ты уверен, то это не мое дело.
Мысли о контактах Амны с ИКП вызывали неприятные ощущения. Я постарался не думать об этом.
Перед расставанием Абдулла заверил меня, что сохранит в тайне наш разговор, и попросил меня больше не пропадать так надолго. Я почувствовал себя очень виноватым, перекладывая часть своего бремени и на него, который ещё не оправился от пережитого горя.
- Держись, Абдулла. Если я понадоблюсь, ты знаешь, как связаться со мной, когда бы это ни было.
- Хорошо, но ты тоже будь осторожен. Ты заплыл в опасные воды.
- Я буду осторожен, - обещал я, но слова эти ничего не значили.
Когда меня привезли обратно в Багдад, я удивился, увидев огромную пробку, образовавшуюся из машин, двигавшихся в противоположном направлении. Поскольку иранцы продвинулись аж до Мехрана, повсюду носились слухи о сдаче города и народ спешно уходил на запад в сторону Иордана. Все больше распространялись слухи о заговорах и терактах, а поскольку ценой мира была жизнь Саддама, возрастало число иракцев, склонявшихся к тому, чтобы заплатить эту цену.
Мэр Багдада Самир Мохамед оказался вовлеченным в широко освещавшийся скандал в связи с делом английского бизнесмена Яна Рихтера. Из-за этого несколько недель мой зять Акрам, служивший у мэра, очень волновался.
Однажды вечером он зашел ко мне без моей сестры. Он очень нервничал, отказался от чая, предложенного Амной, и сказал, что хотел бы поговорить со мной наедине. Когда Амна вышла, он сразу заговорил о деле.
- Кто-нибудь спрашивал тебя обо мне? - спросил он с дрожью в голосе.
- О чем ты?
- Микаелеф, ты, пожалуйста, со мной в такие игры не играй. С кем ты имел дело?
- Ни с кем, - твердо ответил я. - Но скажи мне, имеешь ли ты какое-то отношение к истории с Самиром? Все же ты женат на моей сестре.
- Я ничего не сделал! - заявил он, как мне показалось, не слишком уверенно. - Но я... м-м... был другом Самира, а многие из тех, кто его знают, имеют сейчас дело с ребятами из госбезопасности.
- Если ты ни в чем не виноват, тебе нечего бояться.
- Я был его другом, а этого вполне достаточно для того, чтобы осудить меня!
- Возможно, это уже нельзя изменить, а я постараюсь тебе помочь. Но в чем они могут обвинить тебя?
- Есть кое-что, - грустно вздохнул Акрам.
- Что же?
На лбу его появились бисеринки пота.
- Ты должен поклясться, что никому не скажешь.
- Во имя Аллаха! - я начинал терять терпение, - я же брат твоей жены, ты - отец трех моих племянниц. Разумеется, я никому не скажу. Что случилось?
- У меня есть пишущая машинка, - заявил он.
- Да ну?
- Да, у меня есть пишущая машинка, и она не зарегистрирована.
Я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Недавно Саддам объявил, что хранение и использование пишущих машинок, принтеров и ксерокопирующих аппаратов, если они не зарегистрированы, незаконно. Иностранцы, включая журналистов, не могли более ими пользоваться. Его беспокойство выросло до такой степени, что он объявил смертную казнь для тех, кого уличили в публичных нападках на президента, партию Баас или Конституционную Ассамблею. Учитывая специфику законодательства Ирака, незаконное использование пишущей машинки могло быть истолковано как попытка оскорбления президента.
Я успокаивающе положил руку ему на плечо.
- Акрам, у меня тоже есть пишущая машинка. Должен признать, что и у меня выскочило из головы, что её надо зарегистрировать. Спасибо, что напомнил мне. Я это сделаю прямо завтра и полагаю, что ты сделаешь то же самое.
Было очень трудно воспринимать Акрама всерьез, но, по крайней мере, он убедил меня, что не участвовал в аферах Самира, - у него бы просто на это мозгов не хватило. Разумеется, его ожидание ареста так и не оправдалось.
Самиру не было предъявлено никаких обвинений, напротив, его пригласили на пост министра высшего образования. Я знал, что он получал огромные взятки у Рихтера за выгодные контракты. Никто не сомневался в его вине, однако его, как приближенного к Саддаму человека, решили продвигать вверх по служебной лестнице. Прошло ещё три года, когда Саддам, наконец, уволил Самира и поместил его под домашний арест в его же доме, где он содержится и по сей день.
Рихтеру не так повезло. Его обвинили в незаконной передаче средств "сотруднику правительства Ирака" и приговорили к двадцати годам каторжных работ.
Ход войны стремительно менялся. В январе Иран атаковал территорию возле аль-Басры. Иранцев удалось остановить лишь на расстоянии выстрела от города. Многие иракцы гадали, сможет ли Саддам сохранить свою власть. Я испытывал смешанные чувства по поводу дальнейшей судьбы Саддама. В глубине души я желал его падения, но отчетливо представлял, какие опасности мне грозят в случае его смерти. Сообщения о его аресте или убийстве вызовут волнения на улицах, и Багдад станет опасен для двойника Саддама. Реальность такой ситуации заставляла меня серьезно обдумывать каждый мой следующий шаг.