- Удай, сядь и прояви уважение к человеку. Он наш гость. Тебе не следует дразнить его.
Удай снова сел, с высокомерной насмешкой глядя на охрану и ожидая её одобрения. Он явно наслаждался тем, что поставил меня в неловкое положение, и прежде чем снова заговорить, Саддам положил руку на плечо Удая.
- Пожалуйста, извините моего сына за его юношеский максимализм, Микаелеф, но, возможно, это естественно для сына гордиться своим отцом. Не обижайтесь.
- Я не обижаюсь, Ваше Превосходительство. Он славный юноша. - У меня была природная склонность к дипломатии.
- Это так. Однако позволь мне вернуться к тому, зачем ты здесь сегодня. - Он щелкнул пальцами, и к нему приблизился слуга с большим ящичком гаванских сигар. Он взял одну и зажег её, в то же время показывая слуге, чтобы он предложил сигары Акраму и мне. Мы оба вежливо отказались. Ты, конечно, понимаешь, - продолжал Саддам, - что мои дни перегружены делами. Я знаю, что жители Ирака почитают своего президента, но мои обязанности таковы, что у меня нет времени, которое я мог бы провести со своим народом. Возможно, Микаелеф, в этом ты можешь помочь своему президенту. Сможешь ли ты оказать мне и, конечно, великому народу Ирака огромную услугу и заменять меня в некоторых случаях?
- Я не понимаю, Ваше Превосходительство, - сказал я изумленно. Я действительно не мог понять, что он имел в виду.
- Все очень просто, - сказал он с ободряющей улыбкой. - Иногда я люблю, чтобы меня видели среди простых людей Ирака. Хотя я преодолел огромные трудности, карабкаясь на вершину власти, я не забываю, что когда-то был в долине, у подножия горы. Я не родился с серебряной ложкой во рту, как говорят англичане. - Он взглянул на тех, кто собрался вокруг. Все, чем владела моя мать, было деревянной ложкой, чтобы мешать пищу, которую мы ели руками! - Когда Саддам рассмеялся, все тоже стали смеяться. - Я хочу, чтобы люди знали, что я не забыл их. Я - один из них, но мне трудно сейчас делать то, что подсказывает сердце. Редко возникает такая возможность. Может быть, ты бы мог сделать это для меня?
- Конечно, Ваше Превосходительство, - сказал я с убежденностью, которая скрывала мои опасения. - Но что мне конкретно нужно делать?
- Ты можешь так много сделать! - воскликнул он. - Ты можешь посещать больницы, ходить в бедные кварталы Багдада или, возможно, навещать детей в школах. Никто не будет знать о безвредной лжи, и это доставит удовольствие стольким людям. Если ты сделаешь это, Микаелеф Рамадан, я обещаю, ты будешь щедро вознагражден.
Это звучало как просьба, но я был не настолько наивен, чтобы думать, что у меня существовал иной выбор, кроме как согласиться.
- Если вы хотите, Ваше Превосходительство, я сделаю это.
Саддам хлопнул в ладоши.
- Я никогда не сомневался, что ты поможешь. Ни один человек не может быть так похож на меня внешне и так отличаться внутренне, что бы ни говорил Удай. - Он сделал жест в сторону одного из охранников, и через несколько секунд внесли поднос с кофе. - В молодости я провел почти два года в тюрьме, когда сражался за свободу своего народа...
- Жертвы, на которые вы пошли, Ваше Превосходительство, - вмешался Акрам, и вся его страсть к угодничеству выступила на первый план, - хорошо известны иракскому народу.
Саддам, казалось, впервые заметил присутствие Акрама.
- А ты Акрам Салем, зять, не так ли? Человек, который привел ко мне этого мужчину ?
- Это так, Ваше Превосходительство.
- Да, Акрам, ты, конечно, прав. - Саддам затушил сигару, сделав всего три-четыре затяжки, прежде чем продолжил. - В те дни мы были лишены многих удовольствий, в тюрьме нам не давали кофе, позволяли только горький черный чай. Мой старый друг, Изза Ибрагим, был тогда со мной.
Даже в самые лучшие времена я не любил пить кофе, но первый из трех глотков расцениваю как любезность в ответ на арабское гостеприимство.
Саддам заговорил снова:
- Ты учитель в школе, Микаелеф?
- Да, Ваше Превосходительство.
- Моя жена Саджида преподает в начальной школе, хотя сейчас она директор школы. Так же, как и мой дядя. Это самая важная работа. Ничто так не важно для нации, как образование и благосостояние детей. Ты согласен?
- Даже очень, Ваше Превосходительство.
Затем Саддам повернулся к Акраму.
- Ты не из Кербелы?
- Нет, Ваше Превосходительство, я уроженец Багдада.
Саддам кивнул.
- Вы оба выросли в городах, я же воспитывался в селении слишком маленьком, чтобы нанести его на карту. - Прежде чем продолжить, он вновь потребовал свои сигары. Это было привычкой Саддама, с которой мне пришлось познакомиться. В течение дня он мог зажигать сотню гаванских сигар, редко куря одну сигару дольше нескольких минут.
Часто, когда он говорил, Саддам казался слегка заторможенным или отрешенным, но сейчас он рассказывал о своей юности с гордостью. Его детские годы окутаны тайной. Он заявлял, что родился 28 апреля 1937 года, в маленьком селении Шувайш, недалеко от города Тикрит. Расположенный на берегах реки Тигр, протекающей в 150 километрах к северу от Багдада, город был разграблен татарскими захватчиками 600 лет назад и из черепов покоренных была воздвигнута огромная гора. Позже на этом месте построили внушительную стену.
Саддам утверждал, что его отцом был Хуссейн Абд аль-Маджид. Но в действительности он был внебрачным ребенком и кто на самом деле был его отцом - неизвестно. По этой причине его противники в Ираке часто называли его Саддам аль-Тикрити по месту рождения, что было прямым оскорблением.
Его "овдовевшая" мать вышла замуж за Ибрагима Хассана аль-Тикрити, родственника его предполагаемого "отца". Саддам презирал отчима, который регулярно бил и унижал мальчика. Когда тот стал старше, он испытал огромное удовлетворение, узнав, что среди мужчин местной общины отчим был известен как "Ибрагим-лгун".