- Как мне тебя называть? - спросил Мохамед.
- Микаелеф.
- Ты христианин?
- Нет. - Этот вопрос мне часто задавали. - Моя мать была христианкой, а это имя её отца.
- Ты знаешь, что отца Тарика Азиза тоже звали Микаелеф? - спросил Мохамед.
- Да, мне однажды об этом сказали.
- А это кто с тобой? - Мохамед кивком указал на Хашима.
- Хашим Мушур. Он мой друг.
- Саддам, конечно, понятия не имеет где вы находитесь?
- Конечно, нет, - ответил я, считая вопрос неуместным.
Мохамед с приветливой улыбкой повернулся к Хашиму.
- Интригующая история. Человек, столько лет успешно изображающий из себя Саддама Хусейна, вдруг приезжает ко мне с важной информацией. И то, что он приезжает в компании офицера госбезопасности, интригует ещё больше. Давайте найдем более приятное место и вы расскажете, что вас привело ко мне.
Как он догадался, что Хашим служит в госбезопасности, осталось тайной, которой он не пожелал с нами поделиться.
Мы прошли за ним в небольшой кабинет. Он сел за свой письменный стол, заваленный бумагами, а мы устроились на расшатанных стульях. Я рассказал Мохамеду всю свою историю, начиная с 1979 года. Я говорил не останавливаясь по меньшей мере час. Мохамед ни разу не прервал меня, порой только что-то уточняя. Закончил я рассказом о перевозке арестованных, которая произойдет на следующий день. После этого я попросил Мохамеда спасти Латифа.
- Среди пересыльных есть курды? - спросил он.
- Да, должно быть шесть человек.
- Тогда мы поможем, - сказал он. - Враг моего врага - мой друг.
- Вы доверяете нам? - удивленно спросил Хашим.
- Мы наведем справки. Есть доля вероятности, что вы готовите нам ловушку, но мы согласны рискнуть. На всякий случай примем кое-какие меры предосторожности, в этом вы можете не сомневаться.
Мохамед обещал мне на рассвете разместить на дороге, ведущей в Самар, вблизи развалин команду курдских революционеров. Он дал мне номер телефона и попросил уточнить все, что касается времени отправки арестованных.
- Любую вашу информацию тут же передадут тем, кто будет в засаде.
Было пять часов утра, когда мы с Хашимом вернулись в Багдад, уставшие и разбитые, особенно Хашим, все время сидевший за рулем. Мы тут же направились в тюрьму аль-Карада, но чтобы не усложнять дело, я остался ждать в машине. Хашим отсутствовал менее двадцати минут и вернулся со всей информацией, какая нам была нужна.
- Как тебе удалось их разговорить? - спросил я.
- Я показал им удостоверение и сказал, что хочу поговорить с арестованным Мохаммедом чуть позднее, днем. Мне ответили, что это невозможно, потому что его перевозят в Самар. Конвой уходит в полдень.
- Они не спросили, что ты тут делаешь в такой ранний час?
- Нет, - ответил Хашим, бросив взгляд на тюрьму, когда мы уезжали. Для них что день, что ночь...
Я внутренне содрогнулся.
Мы заехали в отель "Аль-Рашид", стоявший в двух километрах от входа в парк.
Отель был построен в 1982 году, удачно сочетая в себе древние и современные архитектурные стили. Четыре огромные люстры украшали вестибюль, стеклянные узорчатые двери вели в сады. В просторном вестибюле перед конторкой портье находилось множество телефонов. Я позвонил Мохамеду и вкратце сообщил все, что мы узнали. Он попросил меня перезвонить ещё раз вечером.
Весь день без особых происшествий мы с Хашимом провели во дворце, а вечером снова отправились в отель "Аль-Рашид".
- Я хочу узнать о моем шурине, - сказал я телефонному собеседнику.
- Ваш шурин неважно себя чувствует, но он в хороших руках, - услышал я в ответ. - Операция удалась отлично.
- Спасибо.
Я повесил трубку на рычаг. Латиф спасен. В горле у меня был ком. Когда я вернулся к Хашиму, сидевшему в машине, он уже по моему лицу угадал радостную новость.
- Теперь ты можешь говорить об этом отцу в своих молитвах, Хашим, сказал я, безмерно благодарный ему за помощь. - Он будет гордиться тобой.
Неделю спустя Хашим отвез меня в Эрбиль, где я повидался с Латифом. Его зверски пытали, он был серьезно болен, но я надеялся, что все же поправится. За ними ухаживали курды и обещали не оставлять его, пока он не придет в себя настолько, что сможет перенести отъезд.
В последние три или четыре года, я редко встречался с Удаем, который все время пребывал в своем роскошном офисе Международного олимпийского комитета, директором которого он стал, или в редакции газеты "Вавилон", считаясь её издателем и редактором. Саддама уже давно раздражало глупое и сумасбродное поведение старшего сына, и я подозревал, что младший сын, Кусай, больше похожий на отца и характером и манерами, исподволь готовится стать отцовским преемником.
Кусай, в отличие от старшего брата, действительно большую часть времени проводил с отцом.
Я также слышал, что Удая недавно видели в обществе хорошо известной в Ираке певицы, но я скептически воспринимал россказни об этих отношениях. Всем было известно, что Удай большее время разъезжает по улицам Багдада, самостоятельно выбирая себе женщин. Многие попадались из хороших семей, и если они отказывали ему, то их избивали. Но Удаю нравились и проститутки. Один из его близких друзей был сутенером и Удай позаботился о том, чтобы и ему тоже что-то перепадало от такого доходного бизнеса.
Спустя несколько месяцев я впервые встретился с Удаем, когда он появился во дворце в конце года. Я почтительно раскланялся, когда мы столкнулись в коридоре, ведущем в кабинет Саддама, однако не намеревался вступать с ним в разговор, если этого не потребует необходимость. К моему удивлению, он сам остановился около меня и грубо и зло промолвил:
- Ты покойник, Микаелеф Рамадан! Мне безразлично, что говорит отец. Пусть потом льет слезы над трупом предателя. Однажды наступит день - и я пристрелю тебя.
Я ничего не ответил, ускорив шаги. Почему вот уже сколько времени он позволяет себе разговаривать со мной подобным тоном? Но к его угрозе я отнесся серьезно. На сей раз все это оскорбило меня, как никогда прежде. От кое-кого из государственных чиновников, относившихся ко мне дружелюбно, я узнал, что Удай по-прежнему уверен, что я замешан в покушении, совершенном лет пять назад в его апартаментах в районе Каиро. Если это так, тогда понятно, почему он жаждет моей смерти. Его угрозы напомнили мне о том, что если Саддам и его сыновья не будут каким-то образом устранены, то Ирак придется покинуть мне.