- Меня всегда поражает, - произнёс Альквезар с улыбкой старого приятеля, ведущего давний спор, - как пронырливый, бесчувственный, жадный до денег рембрандтский капиталист может быть настолько пламенным либералом в своих взглядах на человечество.
- Да? - Голубые глаза Ван Дорта вспыхнули, и он улыбнулся Альквезару. - Совершенно случайно мне стало известно, что слово "либерал" стало для вас ругательством только после того, как его приватизировала Тонкович.
- Тем самым подтверждая пронесенное мною по жизни подозрение - возможно, ранее не высказывавшееся, однако глубоко укоренившееся - в том, что любой, на самом деле верящий человеку, уверяющему в том, что он либерал, страдает размягчением мозгов в последней стадии.
- Надеюсь, вам обоим это доставляет удовольствие, - тон Крицманна балансировал на грани язвительности. В свои тридцать шесть стандартных лет он был самым молодым из присутствующих. Ещё он был самым низкорослым, в его каштанововолосом, сероглазом, крепко сбитом теле было всего сто семьдесят сантиметров роста. Однако, несмотря на то, что он был на двадцать стандартных лет моложе Альквезара и больше чем на сорок - Ван Дорта, выглядел Крицманн старше любого из них, поскольку являлся уроженцем Дрездена.
- Нам это не доставляет удовольствия, Генри, - после кратчайшей паузы ответил Ван Дорт. - И мы не недооцениваем ситуацию. Однако, полагаю, следует помнить, что те, кто с нами не согласен - не обязательно порочные монстры.
- Для меня измена достаточно близка к пороку, - угрюмо заявил Крицманн.
- На самом деле, - произнёс Альквезар, не сводя глаз с Крицманна, под аккомпанемент хлопков треплемых бризом краёв стоящего над их столиком зонта и развевающегося на флагштоке отеля флага Шпинделя, - я полагаю, что было бы мудрее, если бы вы, Генри, не употребляли слово "измена" даже в разговоре с Бернардусом и мной.
- Это почему? - возразил Крицманн. - Я предпочитаю называть вещи их именами. Восемьдесят процентов населения Скопления проголосовали за присоединение к Звёздному Королевству. На мой взгляд, это делает любого, готового обратиться к не предусмотренным законом методам сопротивления аннексии, виновным в измене.
Альквезар едва заметно поёжился и покачал головой.
- Я не буду спорить с вами, хотя и полагаю, что такая точка зрения может быть во многом оспорена, по крайней мере до того, как мы не утвердим Конституцию, которая точно определит, что является в Скоплении законным, а что нет. Однако, как бы ни был этот термин точен, у его применения существуют определённые негативные последствия политического характера. Первым из приходящих в голову, является то, что, разбрасываясь терминами вроде "измена" и "предатель", вы на самом деле только поможете нашим противникам расколоть общественное мнение.
Крицманн с негодованием уставился на Альквезара, и Ван Дорт наклонился вперёд, чтобы потрепать его по плечу.
- Иоахим прав, Генри, - мягко произнёс он. - Люди, которых вы характеризуете подобным образом, рады были бы спровоцировать вас на что-нибудь - что угодно - что они и их сторонники смогут назвать экстремизмом.
Крицманн ещё какое-то время смотрел на них с негодованием, а затем глубоко вздохнул и отрывисто кивнул. Его плечи слегка расслабились и он потянулся за своей выпивкой - не бокалом бренди, как Альквезар, и не стаканом вина, как Ван Дорт, а высокой, покрытой каплями влаги кружкой пива.
- Ладно, - почти прорычал он. - Ваша взяла. И я постараюсь помалкивать на публике. Тем не менее, - его глаза вспыхнули, - это не изменит моего личного мнения об этих ублюдках.
- Не думаю, чтобы этого кто-нибудь ожидал, - пробормотал под нос Ван Дорт.
"Во всяком случае, если у него вообще есть хоть капля здравого смысла, - подумал он. - Ожидать беспристрастного отношения к подобной проблеме от Генри Крицманна? Смех один!"
При этой мысли он ощутил знакомый укол вины. Дрезден даже по меркам Пограничья был катастрофически беден. В отличие от его родного Рембрандта или Сан Мигеля Альквезара, сумевших вытащить себя за волосы и добиться баснословного - по стандартам Пограничья - богатства, экономика Дрездена никогда не поднималась выше минимального уровня. Подавляющее большинство обитателей Дрездена, даже в настоящее время, были плохо образованы и представляли из себя немногим большее, чем чернорабочих, а современная промышленность почти не нуждалась в чернорабочих. Бедность системы Дрезден была настолько кошмарной, что её посещали лишь самые обветшалые (или пользующиеся самой скверной репутацией) бродячие торговцы, и ни одна другая система - в том числе Рембрандт, признал Ван Дорт - не собиралась вкладывать в неё капиталы.
Именно поэтому медицина Дрездена была столь же отстала, как и его промышленность. Именно поэтому мать и отец Генри Крицманна умерли у него на глазах задолго до того, как им исполнилось шестьдесят стандартных лет. Поэтому двое из его родных братьев умерли в детстве. Поэтому на его искалеченной левой руке недоставало двух пальцев - наследство несчастного случая на производстве на допотопном литейном заводе на планете, не владеющей техникой регенерации. И поэтому Крицманн так и не получил даже самый дешёвый, самый простой пролонг первого поколения, и не мог рассчитывать больше, чем ещё на шестьдесят или семьдесят лет жизни.
Именно это питало ненависть Генри Крицманна к тем, кто пытался пустить Конституционное Собрание под откос. Именно это заставило его заняться самообразованием и прогрызть себе дорогу из трущоб города Ольденбурга в жестокую и беспорядочную дрезденскую политику. В его сердце пылало ослепительное пламя ненависти к Солнечной Лиге и набившему оскомину ханжеству Управления Пограничной Безопасности насчёт "развития безнадёжно отсталых" планет Пограничья. Если бы УПБ или любая группа лоббистов Лиги действительно так заботились о поглощаемых ими мирах, как они заявляли, то могли бы принести на Дрезден современную медицину ещё столетие тому назад. За малую долю тех средств, которые Пограничная Безопасность тратила на представительские функции в одной лишь Солнечной Системе, она могла бы обеспечить Дрезден системой образования, которая позволила бы ему создать собственные промышленность и медицину.
В последние двадцать стандартных лет, в значительной мере в результате усилий людей вроде Генри Крицманна, положение дел стало меняться. Они ногтями и зубами прокладывали свой путь от невообразимой нищеты к экономике, находящейся в состоянии просто бедности, а не разрухи. Которая, наконец, начала обеспечивать своим гражданам нечто похожее на достойную медицину - или близкое к ней. Система образования которой смогла - ценой ужасающих расходов - пригласить преподавателей с других планет. Которая увидела перспективы собственного развития, когда к ним пришёл Торговый Союз, и, вместо того, чтобы сопротивляться "эксплуатации" Рембрандтом и его союзниками, действительно начала искать способы использовать их для собственного развития.
Это была тяжелая, кровопролитная борьба, вселившая в граждан Дрездена неистово боевой и неукротимо независимый дух, сравнимый лишь с их безграничным презрением к паразитирующим олигархам из систем вроде Сплита.
О, нет. Беспристрастность не была тем качеством, которое стоило искать на Дрездене.
- Ладно, - произнёс Альквезар нарочито небрежным голосом, сказавшим Ван Дорту, что его давний друг подумал о том же, что и он сам, - как бы Генри ни хотел называть этих типов в нашем узком кругу, нам, тем не менее, надо решить, что с ними делать.
- Действительно, - согласился Ван Дорт. - Хотя я должен в очередной раз предупредить всех присутствующих - и себя тоже - что мы должны избегать создания неуместного впечатления сговора между нами. В особенности между вами и мной, Иоахим, и Генри.
- Да бросьте, Бернардус! - угрюмое выражение лица Крицманна сменилось неожиданной улыбкой и он искренне рассмеялся. - Каждый избиратель Скопления знает, что вы и ваш Торговый Союз всеми силами проталкиваете аннексию, как беспринципные и непорядочные хапуги. Да, и финансируете её тоже. А я тот политик, который возглавлял движение за аннексию на Дрездене. А Иоахим является лидером Объединённой Конституционной Партии - и по чистой случайности старшим делегатом Собрания от Сан Мигеля, который чисто случайно является членом Торгового Союза… в котором он, тоже чисто случайно, является главным акционером. Так что, что бы мы ни делали, любой человек с интеллектом скальной лярвы будет считать, что мы в сговоре.