Вот уж не думаю, что кто-то смог бы вытащить меня из бездны, в которую я бы провалилась, если бы с Ревом что-то случилось. Но всё же сам факт, что он готов это сделать, очень много для меня значит.
— Спасибо. Но ты правда не должен был жертвовать своей мечтой ради нас.
— Я сделал свой выбор. Для меня друзья важнее, чем мечты.
Я подозреваю, что он о чём-то недоговаривает, но что-то мне подсказывает, что он пока не готов говорить на эту болезненную тему.
— Прости. Своими действиями я лишила тебя шанса…
— Кейлин, стоп. Ты приняла очень смелое решение, и моя реакция — не твоя ответственность. Я остался, потому что мне небезразлична твоя судьба.
Я сжимаю его ладони.
— У меня немного друзей. И я очень ценю твоё отношение.
Он кивает.
— Так странно, что соревнование, которое должно было настроить нас друг против друга, создало сильнейшие узы, которые когда-либо были у каждого из нас.
Я снова обнимаю его, пытаясь сдержать эмоции, затопившие сердце, потому что если дам им волю, то расплачусь прямо здесь. За прошлую неделю произошло слишком много всего. Просто его присутствие здесь, его безусловная забота — это именно то, что мне нужно.
— Спасибо, Дин, — говорю я. Голос не слушается, выдавая эмоции. Слёзы подкатывают к глазам, но я делаю несколько быстрых вдохов, беря себя в руки. Не время плакать.
Впереди ещё много работы.
— Так ты собираешься следовать за спасителем, пока он исцеляет мир?
Подавляю горький смешок, хотя мои губы всё ещё дрожат от накопившихся эмоций. Делаю глубокий вдох и киваю.
— Но не думаю, что Верховная королева будет мне рада.
Вспоминаю, как несколько минут назад скалящиеся стражники не подпустили меня к Королеве и её свите. Это наказание за подслушивание? Или я снова официально стала изгоем?
— У меня есть второй олень. Можем догнать их.
Дин подмигивает и показывает на двух оленей, стоящих возле портала, ведущего в Верховный Двор. Сёдла и прочее готовы к поездке.
— Я думала, ты предпочитаешь пони.
— Предпочитаю? Нет. Обваливающийся двор просто не может позволить себе магически сильных зверушек, — признаётся он.
— Но теперь это изменилось? — спрашиваю я, проводя пальцами по шелковистой шерсти серых оленей. Они не такие сверкающие, как те, что были у Рева, но олени в любом случае крайне востребованы, их могут позволить себе только богачи.
— Да, но благодаря тебе у меня появилась союзница.
Я прослеживаю его взгляд, устремлённый к уезжающей карете.
— Дай угадаю: красивая принцесса-фейри с сиреневыми глазами?
Дин просто улыбается и взбирается верхом на оленя.
Рев
Когда я выхожу из кареты, дыхание застревает в горле.
Я уже видел чуму раньше — земля чернеет от гнили, на месте всего живого остаются только смерть и разложение, — но это всё равно слишком шокирующее зрелище.
И в этот раз особенно, потому что речь не о каком-то поле или лесе. Это деревня.
Осталась вымощенная дорожка, разрушенная, раскуроченная. Чёрная слизь протекает между камнями. Руины развалившихся зданий вдоль улицы. Едва ли можно разобрать, где камни, а где кости.
Это была совсем маленькая деревушка, втиснувшаяся между тремя большими горами с гладкой чёрной каменной поверхностью, словно кто-то ножом провёл по склону, оставив крутой обрыв.
Кари стонет, закрывая рукой нос. Я поднимаю брови.
— Ты не чувствуешь этого запаха? — удивляется она моей спокойной реакции.
Да, пахнет здесь неприятно, но…
— Бывало и хуже, — признаюсь я.
Сглотнув, ступаю на пострадавшую землю. С растений вдоль дороги капает чёрная слизь. Запах становится всё сильней по мере того, как я подхожу к развалинам с гниющей плотью и ядовитой магией.
Теперь уже я закрываю рот ладонью, но не от сильной вони, а потому что чувствую эту боль. Невосполнимая утрата.
— Сколько жертв? — шёпотом спрашиваю я.
— Несколько десятков. Многие знали, что чума близко и успели покинуть деревню. А все, кто остался…
— Дети?
— К счастью, нет. Всех детей увезли в столицу. Погибли только те, кто сам рискнул остаться. Но всё равно это много.
Мы подходим к небольшому парку посреди деревни. Скамейка сломана, а несколько деревьев изогнуты и изломаны, словно корчились в агонии, умирая. На их низко свисающих ветвях колыхаются коричневые сухие листья.
Волоски на моих руках встают дыбом, пока мы медленно обходим место трагедии.
— А из заразившихся кто-то остался в живых?