Об этом подумал тайный советник, когда рассматривал в подзорную трубу дневную толчею базара. Он никак не мог заставить себя не удивляться европейскому устройству, которое позволяло вмиг приблизить и рассмотреть, что происходило в удалении. Неожиданно он заметил в переулке Удачу, в подзорную трубу проследил за ним. Гнедой жеребец под молодым человеком лоснился от недавно прерванной сытной жизни, и Удача направлял его к ближнему предместью столицы, где проживали главным образом ремесленники. Мысли тайного советника приняли новое направление, он опустил трубу, и молодой воин, словно по приказу волшебника разом отпрыгнул за муравьиное копошение базарной сутолоки, сам уменьшился до размеров муравья и затерялся в ней.
– Наше духовное присутствие укрепляется среди кочевых племён и в соседних государствах, – проговорил он так, как говорят с собеседником, с которым сложились давние и доверительные отношения. – Только в сношениях с русским царём у нас мало изменений к лучшему. Не пришло ли время добиваться их улучшения?
Болезненно высохший телом настоятель монастыря Сера вместе с ним отвернулся от единственного окна небольшого помещения в красной постройке дворца Потала. Ламы монастыря Сера приобретали большое влияние в разрастающихся учреждениях долгосрочного правления и текущего управления ламаистского государства, и настоятель с сознанием значимости своего мнения выразил сомнение.
– Новый русский царь, как утверждают калмыки, подобно своему отцу не проявляет живого любопытства к делам срединной Азии.
Оба неспешно отошли от застеклённого окна к рабочему столу тайного советника, сели возле него на коврики из толстой шерсти. Изготовленный из красного дерева китайский столик с короткими резными ножками стоял так, чтобы на него падал дневной свет. На поверхности лежали раскрытая книга и свитки бумаги, показывая, что тайный советник прервал ради встречи с настоятелем свою напряжённую работу. Помещение было обставлено просто, с привычкой к религиозному аскетизму, достойно подчёркивая нравственную сторону духовного учения, которому служили оба собеседника. Обстановка настраивала на серьёзное обсуждение важных дел, касающихся Тибета, и полное подчинение им личной жизни.
– Русский царь молод, как и его страна, – рассуждая в ответ на сомнение настоятеля, сказал тайный советник. – У его советников мало понимания мудрой воли к жизни, которую накопил древний Восток. Их увлекают впечатления от напора жизненной силы европейского Запада. Даже меня они увлекают. – Он рассматривал подзорную трубу и вдруг сменил направление разговора. – Так как же нам быть с этим подарком миссионера? Уж очень явно под его сутаной простого священнослужителя видится ловкость опытного военного. Впрочем, как и у меня когда-то. – По его лицу промелькнула улыбка приятных воспоминаний. – Я думаю, он послан европейцами, теми, что захватили приморские города Индии и установили там военное присутствие.
Он смолк, желая услышать мнение представителя влиятельного монастыря, с ламами которого нельзя было не считаться при принятии связанных с внешними делами решений.
– Пока мы не видим угрозы нашему учению, – уклонился от прямого ответа настоятель. – Пусть решит Далай-лама.
Тайный советник понял его. Монастырь Сера отстраивался, его ламам нужны были деньги из государственной казны, и они готовы были смириться с некоторыми уступками европейцам, если от этого возрастёт торговля и увеличатся доходы. С этим он и отправился на еженедельную встречу Далай-ламы с ближайшими советниками.
Далай-лама вошёл в малый тронный зал, когда они, его пятеро советников, уже собрались на совещание. Устроившись на мягком коврике у тронного возвышения, он сделал им знак рукой, и они тоже сели: четверо на покрывающий пол большой ковёр напротив Далай-ламы, а Панчен-лама справа от него и ступенькой ниже на шёлковую подушку. Согласно недавно принятому решению совета лам, новое должностное лицо в иерархии ламаизма, Панчен-лама, стал вторым человеком в государстве и главным толкователем священных писаний, главным авторитетом в религиозных вопросах, земным воплощением будды Амитахби. Освободив Далай-ламу от занятий религиозного толка ради сосредоточения его сил на заботах, связанных с делами текущего управления Тибетом, он не имел характера стремиться влиять на светскую сторону власти. Его добродушное круглое лицо с открытым взглядом, неброская чёрная одежда простого монаха смягчали впечатление от хмурой усталости Верховного Правителя, какая стала у того проявляться с возрастом.