День за днём спускались они от Срединного Тибета. Постепенно теплело, снежные вершины оставались далеко позади, и в послеполуденное время наступала жара. Скудная растительность высокогорья забывалась при виде зелёных красок травы и деревьев межгорных равнин Северного Тибета. Часто попадались антилопы оранго и ада, кианги и архары, а встречные речки и озёра изобиловали лососями, карпами. Затем растительность стала хиреть, чахнуть, но уже не от холода высокогорья, а от душного дыхания пустынь, к которым вела дорога. Живность, селения и путники встречались реже и реже.
С предгорий спустились к их степным подолам и свернули по направлению к западу, обходя безжизненную, до желтизны выжженную беспощадным солнцем пустыню Такла-Макан. Каждый полдень, когда жара становилась невыносимой, приходилось останавливаться на отдых, в течение нескольких часов укрываться в спасительной тени невысоких скал.
Наконец, они ещё засветло добрались до горной речки, которая стекала к пустыне, чтобы испариться в её раскалённых песках. Рощица деревьев теснилась к её берегам вблизи дороги, клонилась к воде длинными и короткими ветками. А на пологом холме возле рощицы их словно поджидал суровый идол, каменное воплощение туземного верховного божества Ригдена-Джапо. Дальше, на другом берегу, светская часть власти Далай-ламы заканчивалась. Здесь молодые воины отряда сопровождения должны были повернуть обратно, чтобы возвратиться в Лхасу. По этому поводу остановились на продолжительный отдых до следующего утра.
Когда рассвело, устроили прощальный совместный завтрак, после чего подчинённые Джучи оседлали лошадей и при утренней свежести начали покидать общий привал, неспешно отправляясь от стоянки в обратную дорогу. Джуча отстал от своих людей, задержал жеребца возле тени кроны тутового дерева. Удача сидел в тени и, казалось, не замечал его, бездумно уставившись потухшим взором вдаль, где за маревом угадывались приметы безжизненной пустыни.
– Жаль, – громко отвлёк его от этого занятия Джуча. – Не от моей руки покатится твоя голова. Жаль.
Повинуясь ему, жеребец сделал шаг, другой, переместился, чтобы оказаться против лица давнего соперника. Тот не шевелился, продолжал смотреть вперёд между ногами коня, как если бы конь был призраком и только.
– А может, ещё вернёшься? – насмешливо предложил Джуча. – Я буду ждать. Не так, как та девка танцовщица. Уж я-то ни на кого тебя не променяю. Будь уверен, стану хранить верность чувств к тебе.
Он от души расхохотался собственной шутке, стегнул круп жеребца плетью и помчался вслед своему отряду. Копыта его коня поднимали серую пыль, которая слабым дуновением ветерка постепенно относилась к застывшему истуканом Удаче и оседала прежде, чем достигала холма, где паломники калмыки, тибетские ламы и сопровождающие их дальше степняки толпой собирались к каменному божеству. В молчаливой покорности ламы, паломники и степняки подносили по очереди дары, какие должны были понравиться идолу и умилостивить его суровый нрав. На плите напротив него возлагались мясо убитого накануне архара, пойманная в речке рыба, сушёные лепёшки и фрукты, стрелы и сосуды с напитками. Затем все отступили и опустились на землю с выражением безмерной почтительности, и Удача расслышал, как самый пожилой из лам раздельно проговорил в подол божеству:
– Великий Воин, Ригден-Джапо, защити нас в пути от врагов, несчастий и болезней.
При этих словах все склонили головы, замерли несколько минут в выражении покорности воле идола. Затем тихо встали и разошлись. Посовещавшись, ламы решили переждать в этом пограничном месте жару и двинуться дальше, когда она начнёт спадать. Разбрелись, каждый по своим делам. Одни ловили и сушили рыбу, другие ушли на охоту, третьи занимались правкой оружия и починкой снаряжения.
Раскалённое добела солнце, никуда не спеша, поднялось к самой вершине небосвода и перевалило через него. Обжигающее дыхание пустыни Такла-Макан, вроде изрыгающего огонь невидимого дракона, подобралось к привалу, обдало окрестности душным сухим воздухом. Живое попряталось в тени, кто где её нашёл. Мучимый жаждой, Удача сделал над собой усилие, неохотно поднялся и направился к речке. Присев возле неё на корточки, он пригоршнями зачерпнул тёплой воды, отпил и плеснул в лицо и на грудь. Дышать стало легче. Он выпрямился, так как рядом остановился один из лам паломников. Худой, низкорослый, пожилой тот давно потерял три пальца на левой руке, однако оставшиеся большой и указательный ловко справлялись за отсутствующих. Бульканье у горлышка погружённого им в воду бурдюка сопровождало Удачу, который пошёл обратно к своему укрытию под дерево.