— Что я, совсем что ли ку-ку? Не буду я ничего котятам делать. Но что ты с ними сама собралась делать, Скворцова? В общагу тебя с ними не пустят, комендатша выгонит.
Он поднял руки вверх, и постарался улыбнуться как-то более-менее дружелюбно. Ну не считает же она его совсем извергом, а? Но как оказалось, считала, потому что отошла на несколько шагов и прошипела:
— Так я тебе и поверила. Думаешь, дам над ними издеваться, да? Не дам! И с комендантшей что-нибудь придумаю! Иди куда шёл, пока тебя Лариска к ноге не позвала, — и ощерилась вся, сама похожа на шипящую кошку, готовую броситься на защиту своих пушистых детей.
Точно Катёнок. Он улыбнулся, и отошёл от неё еще на несколько шагов, держа раскрытые ладони прямо перед собой. Потом спокойно проговорил:
— Слушай, Скворцова, я вообще-то тоже кошатник. Вырос с кошками. Сейчас у матери аллергия вылезла, ей нельзя, поэтому у нас никого и нет. Нашу Рысю отдали двоюродной тетке, она теперь у неё как сыр в масле катается, я езжу, навещаю. Так что ничего я твоим мелким не сделаю. Их в клинику везти надо, осматривать, от блох обрабатывать, глистогонить, может вообще с пипетки выкармливать, если совсем мелкие. Тебе негде.
Катя чуть свободнее встала, и как будто выдохнула. Но потом поправила шапку, лезущую в глаза, левой рукой — правой прижимала к груди коробку с пушистыми. Сощурилась, посмотрела ему прямо в глаза — показалось даже, что у неё зрачки вот-вот станут вертикальными — и начала закидывать его вопросами:
— Как кошка выглядит? Сколько ей лет сейчас? Чем болела?
Вадим рассмеялся. Не верит, надо же. Какая у него потрясающая репутация среди этой конкретной студентки, даром, что он бы хотел с ней встречаться. Но бодро отрапортовал:
— Сибирская кошка самого распространенного «лесного» окраса она. Разноцветная в черную полоску. Глаза зеленые, моська белая, нос наглый и кирпично-красный. Ей семь сейчас. У нас ничем особо не болела, разве что одно время с лотком проблемы были, но ей просто место неудачное оказалось, не надо было матери слушать соседку и ставить лоток в туалет. Я прошел твой кошачий экзамен, или ты так и будешь мелких морозить стоять? — он кивнул в сторону коробки. Не зима, конечно, но все равно холодно. В этом Вадим был совершенно искренним, как ни смешно ему было вспоминать об этом под чарами.
— Прошел, — буркнула Катя себе под нос. — Ну хорошо, твои идеи?
— Да чего идеи. Нафиг универ, поехали в ветку, я знаю нормальную. И не смотри на меня так, — а Катёнок даже рот при открыла, и, казалось, вот-вот уронит коробку. — Что им, дохнуть тут, потому что ты мне не нравишься? Хватит из меня чучело какое-то злобное лепить.
Она только кивнула. Потом запнулась. И тихо спросила:
— И что скажут, если мы вдвоем не придём на пары?
— Ничего не скажут, — он усмехнулся. — Я приду на третью или на вторую, ты не придешь совсем. Или наоборот. Даже не свяжут. А мне не надо, чтоб меня с тобой связывали, Скворцова, так что… будь спокойна, все будут молчать, как партизаны на допросе. Еще вопросы?
Она снова прижала котят к себе обеими руками, и спросила:
— И куда мы едем? А главное, как? Машины у тебя не вижу.
Но в отличие от неё, у него мобильный телефон при себе был. Ужасно удобная штука, и почему Скворцова без него ходила? Может, связь дороговата была для неё, конечно. Для многих так, он слышал. И поэтому пока он мог наслаждаться своего рода избранностью, и ничуть этого не стыдился. Наоборот. Радостно набрал номер службы такси, назвал своё имя — его там знали, как и его отца. Объяснил, как их найти, и предложил, положив трубку:
— Минут через пятнадцать за нами приедут, и отвезут сразу в клинику. Но пока они мерзнут. Передай коробку мне, я сниму шарф и пальто, укутаем мелких. Насколько они мальцы вообще, дай посмотреть?
Катя растерянно кивнула. Кажется, тот факт, что ему ничто человеческое не чуждо, её шокировал. Даже притихла вся, спорить перестала, возмущаться тоже. Практически магия. Он осторожно забрал из изрядно замерзших рук однокурсницы картонную коробку с котятами, и те запищали. Вадим сунул нос в коробку, слегка приоткрыв, и мрачно выругался себе под нос.
Котят было трое. И это были не совсем малявки, им месяца два или три на вид было. Один рыженький, один полосатый, и третий — черно-белый. Он почему-то был уверен, что черно-белая — девочка. Забрал бы, ей-богу, если бы не дурацкая мамкина аллергия. Ну или если бы они с отцом оплатили ему съем квартиры. Мать не хотела категорически, что его страшно бесило. Когда надо было — орала только, а теперь в ней курица-наседка проснулась.
Но это какая ж падла их выкинула! Дорастили, поигрались, потискали, а потом на помойку, пусть замерзают. Нормальные вообще, хоть немного?! Кажется, эмоции отразились на лице, потому что Скворцова вздрогнула.