Вадиму не хотелось терять. Уважение отца, и его деньги. Квартиру, которую отец обещал подарить на свадьбу. Машину за окончание учёбы. Друзей, которые перестали бы с ним общаться, если бы он связался с лохушкой, как они обычно звали Катёнка между собой. Но здесь и сейчас он не делал ничего плохого, и имел право на свою маленькую дозу восхищения и улыбок треклятой девчонки. Вряд ли она ему улыбнётся в универе хоть раз. А здесь — могла.
И улыбалась, пока котят осматривали, трогали им животики, проверяли ушки и глазки. И самое восхитительное — когда ассистентка принесла врачу шприцы, чтобы взять у малышей кровь на анализ, Катя нервно вцепилась ему в предплечье левой руки и спросила, заглядывая в глаза:
— А это им точно не опасно?
И вид у нее в этот момент был такой… умильный. Глаза большие, щечки разрумянились, рот приоткрыла, и нависла над ним. Будь у Кати декольте, открывался бы очень интересный вид, но Катёнок была та еще скромница. И в универ являлась исключительно при параде — в хорошо отглаженном закрытом брючном костюме, под которым даже рубашки не увидеть было: только бесконечные пуговицы на серой ткани.
Как в футляр пряталась. Впрочем, скорее всего и правда пряталась, чтобы шутили меньше. Не помогало: он всё ещё надеялся, что Скворцова переведется куда-нибудь и перестанет мозолить ему глаза, поэтому шуточки придумывал сам и следил за тем, чтобы они распространялись быстро.
А она даже не ревела, зараза эдакая. Огрызалась, шушукалась со своей Коваль, его избегала, но ни одной слезинки так и не пролила. И уж тем более не собиралась никуда переводиться и избавлять его от своих пушистых ресниц и полных губ. Катю хотелось трогать. Даже в ветклинике. Но вместо того, чтобы её успокоить, Вадим сказал:
— Скворцова, убери от меня руки, а? — и теплая маленькая ладошка тут же исчезла, а девчонка отскочила, как ошпаренная. — Ничего с ними не будет, возьмут кровь на анализ, чтобы понять, не болеют ли чем. Тут годная клиника, самые новые анализы есть, вирусню не пропустят. И моя знакомая пристраивать этих заморышей не возьмется, если без них. Понятно?
Катя кивнула, и до самого конца приёма сидела молча. А он думал, что дурак. Потому что Скворцова снова смотрела волком, не улыбалась, и больше не пыталась его потрогать или что-то спросить. Словно вспомнила, кто перед ней. Хотя, почему «словно»? Правда вспомнила, она просто забылась, из-за непривычной обстановки. Нельзя ей давать забываться слишком сильно.
Только когда им вернули котят, посадив тех вместо коробки в пластиковую переноску, Скворцова снова решилась подать голос:
— А пока твоя знакомая не примет, куда ты их? Я бы взяла, но мне некуда…
Вадим расплатился с администратором клиники, отдав почти всю наличку, какая у него была на этот месяц. Отцу расскажет, куда продолбал, тот ржать будет. И не поверит. Надо ему будет мелких сфотографировать, пусть привыкает, что сын иногда делает что-то полезное. Хоть бы и котам.
— Я в курсе, мы ж с этого и начали, — фыркнул он. — Отвезу на квартиру кое-кому. Он против не будет, и я сам пока там поживу. С мелкими вместе, их же кормить надо, это я дурище не доверю. Надеюсь, сейчас ты их от меня защищать не будешь?
— Не буду. Ты не для того такие деньги отдал, чтобы им вредить, — логично заметила. — Не меня же ты тут впечатлять решил, явно правда пожалел их. Буду теперь знать, что ты не совсем… — она запнулась и отвела взгляд, после чего начала нервно накручивать прядь волос на палец. Вадим решил благородно игнорировать оговорку. И не думать о том, что хотел бы на самом деле её впечатлить, только что ему потом с этим делать?
— Езжай в универ. Сорян, на такси у меня уже не осталось, но отсюда автобус идёт. Придумай что-нибудь правдоподобное, почему опоздала. А я завтра приду. Может быть. И… Скворцова? — он очень внимательно посмотрел на нее, и девушка поежилась, даже как будто попыталась укутаться в свой дурацкий пиджак поплотнее.
— Да? — дрожащим голосом уточнила Катя, соблазнительно закусив губу. Вряд ли она понимала, как это для него выглядит. Но ему нравилось.
— Чтоб ни звуком, ни писком не выдала, где была, и что я с тобой был, — жестким тоном закончил он. — Иначе тебе очень не понравится, что будет. И с твоей Коваль тоже. Поняла?
Глаза девчонки подозрительно заблестели, и она часто закивала. Вадим ощутил, как внутри что-то мрачно ворочается, и даже внутренности как будто стянуло в узел. «Совесть – когтистый зверь, скребущий сердце» — некстати вспомнилось из школьных уроков литературы. Но Вадим, конечно, не стал слушать дохлых поэтов, и потребовал:
— Повтори, Скворцова. Что я сказал? — он смотрел девчонке в глаза, и та походила на олененка из старого мультфильма, а не на взрослую девушку, его однокурсницу. Словно он хищник и вот-вот её сожрет. «Зверь» стал настойчивее, у Вадима противно заныли виски, но это он тоже привычно проигнорировал, только добавил: