— Ну? Я не слышу!
— Я не должна выдавать, что была с тобой в ветклинике и мы вместе лечили котят, — повторила она раздраженно, хотя он мог бы поклясться, что она чувствует совсем не раздражение. — Только подумаешь, что ты не совсем мудель, Туманов, как ты опять за своё. Правильно тебя Сонька зовёт пуделем облезлым. Они тоже внешне милые, хозяев любят, но характер паскудный. Только ты не хозяев, а котят. Не скажу я ничего, больно оно мне надо. Мне самой не нравится мысль, что кто-то узнает. Доволен?
— Вполне. И не подлизывайся, милый я ей еще, — он против воли почти широко улыбнулся, но девчонка этого уже не увидела. Едва услышав его «вполне», она развернулась и гордо пошагала куда-то. Вадим предполагал, что в сторону остановки. И очень надеялся, что она не заблудится. Надо же. Скворцова считает его симпатичным, даже «милым». Сказать кому — не поверят. Он и сам не верил.
Но даже пока он устраивал котят, договаривался с бывшей, что пока поживёт у неё, объяснял отцу, куда он делся сам, и куда делись его деньги на карман, слушал возмущение матери… он всё равно улыбался. Скворцова назвала его милым! Пусть и пуделем. А потом всё пошло наперекосяк.
Глава 6. Сейчас. Перерождение. Часть 2
Он вынырнул из воспоминания, ведомый голосом болотного монстра, который схватил его и «преображал»:
— Вот это мы оставляем, это нам нужно. Но не только это, а, миленький? Ты ведь виноват перед ней, правда? Ты очень плохой мальчик, и твоя девочка не просто так тебя ненавидит, правда? Заслужил каждую кроху её злости, каждую злую слезинку на пухленькой щечке, не так ли?
Что-то тварь с ним всё-таки уже сделала, потому что Вадим больше не ощущал себя бесплотным ничем, глиной, которую формуют руки мастера. Он чувствовал боль, особенно там, где должно быть сердце, чувствовал необъяснимую тоску по чему-то навсегда утраченному. И самое главное, хотя он всё еще ничего не видел, он уже мог спросить:
— Разве она плакала из-за меня? — и собственный голос показался ему чужим и каким-то… жалким. Он сам сейчас пищал тихо и хрипло, что тот котёнок. Только явно не был настолько милым и вряд ли вызвал бы особое сочувствие, увидь его сейчас кто-то из старых знакомых.
— А то как же! Устроил девочке ад на земле, портил жизнь, пытался выжить с учёбы, а потом удивляется, что она плакала, — довольно проскрежетала невидимая им сущность. — Не при тебе ж ей плакать, ты ей враг был, а не друг и не возлюбленный, — она хихикнула. — Ах, молодость, молодость! Одного такого молодчика, вроде тебя, я в жертву принесла старым богам. Живой был до самого конца обряда, орал хорошо, громко. Я и воспоминания его забрала. Тоже уверен был, что я ему нужна, но семья не допустит, «вырвать из сердца» пытался. Времена идут, а ничего не меняется. Мужчинки как думали, что ради своих страстишек могут творить, что вздумается, так и творят. И по-прежнему называют это любовью, — теперь Вадим не сомневался, что это и правда ведьма, и когда-то она была человеком. А она мстительно добавила: — А меж тем жертвы такой любви больше всего мечтают кровь им пустить и глаза выколоть заживо!
— Катя не такая! Она не тёмная тварь, или что ты вообще такое, она человек! Нормальные люди ничего такого другим не хотят! — Вадиму казалось, что он восклицает, кричит от всей души, но на самом деле он лишь что-то недовольно пищал, уже даже не как котёнок, а как какая-то глупая мышь. Где-то на задворках сознания мелькнула дурацкая мысль: «Словно понизили в звании».
— Ой ли? — подозрительно ласково спросил голос «твари». — Даже наказывать тебя пока не буду, миленький, хотя свою Хозяйку Болот уважать надо. Просто покажу. Сам посмотришь, сам в её шкуре побываешь, себя со стороны увидишь, и не только себя. Тебе понравится, обещаю! — существо даже почти не скрежетало, а фраза звучала настолько радостно, что Вадим понял: на самом деле ему очень, очень, очень не понравится. — Смотри, мой сладенький. Смотри, чувствуй, понимай. Твоя перековка не закончена. Ты еще не можешь многого. Но сможешь. Когда пройдешь всё, что надо — сможешь, — последняя фраза прозвучала очень тихо, вопреки обыкновению существа.
И Вадим действительно провалился в воспоминание. Своё и не своё одновременно. Он как будто видел всё одновременно и как помнил сам, и чужими глазами. И откуда ведьма, или что она там такое, откуда это сказочное чудовище вообще могло всё это знать — он не понимал. И очень хотел бы верить, что ему просто врут. Но как в это верить, когда ты сам переживаешь всё то, что уготовил другой?