А теперь этот «погибший» стоял перед нею и улыбался. И ничего его не смущало. Ни то, что он год как должен лежать в могиле. Ни то, что ему попросту нечего делать в родной Катиной деревне. Ведь не настолько всё у нее плохо, чтобы галлюцинации видеть. Да и больно объемная галлюцинация. Даже с запахом: он пах духами с нотками бергамота и чего-то, похожего то ли на корицу, то ли еще на какую-то специю. Катя любила чай с бергамотом и запах ей очень нравился, а вот тот, от кого он исходил…
Вадим меж тем соизволил ответить:
— Слухи о моей смерти сильно преувеличены, — и поднял открытые ладони вверх, как бы «сдаваясь», словно они были давними друзьями или хотя бы хорошими знакомыми.
Катя поморщилась, и хотела было ответить, что он в любом случае может катиться к чертям отсюда, жив он или не очень, но Вадим продолжил:
— На самом деле, я искал тебя, чтобы извиниться. Я виноват перед тобой. Вел себя как последний придурок, портил жизнь… я был не прав, категорически. И хотел бы свою вину искупить.
Катя поморщилась, и, повинуясь внутреннему чутью, просто сняла платок. Пока её сбережений еще хватало, чтобы регулярно ездить в Петербург, и даже жить там по несколько дней, ей провели несколько сеансов химиотерапии. Так что от былой роскоши — длинной каштановой косы до пояса — практически ничего не осталось. Половина волос выпала, что осталось — она сама сбрила, чтобы не висели некрасивыми сосульками. Хорошо хоть бровей пока оставалось достаточно, чтобы их спасало подкрашивание простеньким карандашом.
— Ты мне уже ничем не поможешь, — холодно отозвалась она. — Не знаю, зачем ты имитировал свою смерть, и как тебе это удалось, но я не хочу тебя видеть. Я тебя ненавидела, и радовалась, когда ты сдох, понял?
Она развернулась и побрела обратно домой. Как назло, обезболивающее начало «отпускать» именно в этот момент. Словно по заказу. Но она уже привыкла терпеть, так что зашагала по мостовой настолько быстро, насколько это было возможно. Конечно, молодой здоровый парень без проблем сумел её догнать, и встать на её пути.
— Я не удивлен, — на ходу сказал он. — Я это заслужил. Но я хочу, чтобы ты знала: на самом деле я тобой восхищался, Катя, я…
— Ага, а я — Китайский Император, и мы сейчас в Маньчжурии, — мрачно отбрила она. — Перед Марфой Геннадьевной извиняйся, она искренне плакала, говорят, была на похоронах, — Катя закашлялась. Слишком больно стало в горле. Она давно так много не говорила — не с кем было после смерти бабушки.
Вадим снова преградил ей дорогу и придержал за плечи. Его глаза странно сверкнули, словно на миг стали из карих тёмно-зелёными, как зыбкая болотная топь. И боль отступила, как от обезболивающего. Катя вздрогнула всем телом. Нет, это ей точно снится! В реальной жизни такого не бывает! Ей на миг показалось, что от Вадима даже пахнет не духами, а болотной тиной и гниющей плотью. Как будто кто-то разморозил мясо и забыл о нём на недельку, положив в тепло. Но наваждение быстро исчезло.
— Я не сказал, что не умирал, Катя, — ответил он серьёзно.
Катя вырвалась из его рук и побежала. Сердце колотилось от страха. Бабушка всегда говорила, что от тех, кто вернулся с того света — жди беды. За собой утащат. Только она не верила, смеялась, отмахивалась. И в сказки про болотных ведьм, живущих за счет своих земных слуг, тоже не верила. Но сейчас у нее перед глазами проносились страшные истории, что бабушка рассказывала перед сном, когда она была маленькая, а ноги сами собой несли её домой.
Только пройдя Озёрную улицу до конца, она поняла, что Вадим её больше не преследует. Нет никого за спиной, он не стал дальше навязываться. Она остановилась, тяжело дыша. Бред какой-то. Никаких ведьм не существует, и никто не возвращается с того света. Ей это просто привиделось, вот и всё. Или этот паршивец шутки ради имитировал свою смерть, а теперь приехал, чтобы её напугать.
С другой стороны, на кой оно ему надо? Катя оглянулась, и поняла, что так и выронила платок рядом с ним. Значит, точно Вадим ей не показался. Впрочем, таких платков у запасливой Елизаветы Васильевны было очень много, а ей самой они уже не понадобятся. И даже если бы она была жива, и эти тряпочки были бы ей позарез нужны, для Кати баба Лиза ничего бы не пожалела.
Где она, та баба Лиза… хорошо ли ей там, где она сейчас? Катя смахнула некстати выступившие слёзы и тихо добрела до аккуратного двухэтажного домика, огороженного белым деревянным забором. В прошлом году красили, только зачем? И яблони в саду плодоносили, как бабушка и хотела. Сгниют яблоки, некому их собирать. Сил нет, да и желания тоже. Можно было бы соседей позвать, но по осени тех соседей оставалось…
Летом здесь еще жили. Приезжали в деревню как на дачу, в отпуск. Грелись на солнышке, ели свежие фрукты. Мальчишки купались в озере и пытались то рыбачить, то ловить руками уток, что у них, конечно, не получалось. А как сентябрь наступал — безлюдела деревня. Оставались одни старики, решившие здесь доживать свой век. Вот и Катя осталась, с бабушкой.