Это «в-третьих» привело меня к трагедии и сделало убийцей. Я хотела спрятаться в кустах за верандой, чтобы нарушить туалетный запрет, но меня заметила воспитательница и побежала следом. Так вышло, что на моём пути оказалась лягушка и я с размаху наскочила на неё сандаликом. Случайно.
— Ты убийца! — кричала нависающая надо мной женщина, чьё имя, чьё лицо, чей голос стёрлись из шокированного сознания малолетки. — Подлая, гадкая убийца. Смотри, что ты наделала!
На крики прибежала вся группа и даже воспитатели и дети с соседних веранд. Кричали все. Я была уверена, что сейчас меня уничтожат — разорвут в клочки. Та женщина поставила меня на колени и потребовала просить прощения у лягушки. Стоя на коленях. При всех. И я просила, снова и снова, но им всё время было мало.
Дальше была только тьма, и я не помню ничего. Когда я очнулась, то все уже ушли. Казалось, что он просто вышел из-за ближайшего дерева и долго стоял надо мной в глубоком раздумье. Он был тенью и частью леса, он был невидимым ни для кого, но настоящим для меня одной. Таким же настоящим, как несчастная лягушка, которую после позорного ритуала воспитательница брезгливо подцепила прутиком и забросила в кусты. Потом он молча подал мне руку, и я встала на ноги.
— Я убийца, — сказала я ему шёпотом, и он тихо засмеялся в ответ.
— Первый раз вижу убийцу четырёх с половиной лет!
Его руки были тёплыми и пахли летней лесной сыростью. Его волосы были похожи на лучи света, проникающие через кроны лиственного леса — лёгкие, бело-золотистые.
— Если хочешь, я убью тех, кто тебя обидел, — предложил он.
Мне снова стало по-настоящему страшно, я отступила, выдернула пальцы из его согревающих ладоней.
— Нет, нет!
— Хорошо, — сказал он и помахал мне на прощание рукой. — Тогда до встречи.
— До встречи, — прошептала я.
На площадке никого не было. Не помню, как я вернулась в группу, и не помню, чтобы кто-то обратил на это внимание. Я обнаружила, что стою в общей комнате, прижимаясь лбом к стеклу и глядя на улицу. Между соснами мелькали лучи заходящего солнца и тени листвы, и я высматривала того, кто жил в тенях, а он — незримый и далёкий — высматривал за стеклом меня.
***
— Что стало с той отвратительной женщиной? — поинтересовалась эльфийка, подпирая светловолосую головку согнутой рукой и сверкая золотыми глазами.
Дым благовоний поднимался из узорчатой чаши спиралями, вплетаясь в её волосы и окутывая лицо. Убийца усмехнулся и заложил руки за голову: ему не хотелось шевелиться.
— Я не послушался Анну и убил эту тётку. Не сразу, конечно. Не сразу.
— Ты не послушался Автора? — воскликнула она в притворном возмущении.
— Думаешь, это позволяется одной тебе? Да, я не послушался. Тогда я посчитал, что Автор ещё слишком мала, чтобы решать за взрослых персонажей. Поэтому взял грех на душу вместо неё и ни о чём не жалею. — Он прикрыл глаза, и девушка подвинулась ближе, коснулась его груди кончиками пальцев.
— Но ведь в том мире не действует наше оружие...
— Оно действует, — возразил Убийца, поймав её руку. — Только по-другому.
— И как же?..
***
Влада Петровна подскочила на пружинистой кровати и рванула шнурок настольной лампы с такой силой, что светильник с грохотом полетел на пол, а растрёпанная витая верёвочка с пластмассовым колокольчиком на конце осталась в дрожащей руке женщины.
— Лад, ты чего? — испуганно подняла голову помощница воспитателя, Лена. — Опять?
Та истово закивала, не в силах вымолвить и слова. От страха у Влады не попадал зуб на зуб, по вискам бежали струйки холодного пота. Она сумела только махнуть в сторону тёмного предбанника, отделяющего покои воспитательниц от общего коридора.
— Там, — отдышавшись, прохрипела она. — Опять там стоял.
— Да будет тебе пугать, — Лена откинула одеяло и поправила растрёпанные рыжие кудри. — Духотища просто, к дождю. Мне, когда душно, тоже кошмары снятся.
И она, поднявшись, принялась откупоривать скрипучую и дребезжащую фрамугу. Высунулась наружу под умоляющим взглядом Влады Петровны, втянула носом сосновый, сладкий лесной воздух, обильно приправленный нотами цветущей жимолости.