Никто иной как маг, его учитель, намерен призвать Темный Ветер, и именно он станет владыкой сей неизмеримой силы… А он, ничтожный ученик, будет рядом, совсем рядом, жадно припадет к Источнику, упиваясь неземной мощью — если только никто не помешает этому грандиозному плану. Так почему же встревожен колдун?
— Мой господин… осмелюсь ли я отвлечь вас вопросом? Нынче вечером, когда вы явили мне гадание на крови, и луна гляделась испуганно в чашу с дымящейся влагой… что за рябь вдруг прошла по ней, и почему так нахмурилось ваше лицо? Не означает ли это каких-то незваных преград и помех нашим замыслам…
— Моим замыслам, раб. Моим!
— О да, да, повелитель, простите меня!
Маг помедлил. Уголки губ его опустились, и иссохшая пергаментная кожа вдруг еще более натянулась на лице, делая его похожим на череп. Внезапно он решился.
— Однако ты прав, червь. Меня гложет тревога. Я и впрямь усмотрел некое препятствие своему плану. Совсем небольшое, ничтожное, и все же…
— Но что это может быть? Разве не подвластны вашей воле все силы земли и небес? Разве может хоть что-то помешать вам, мой господин?
Колдун зябко повел костистыми плечами и сморщился.
— Не что-то — кто-то. Но… я позабочусь о нем. И прямо сейчас!
Внезапно лицо чернокнижника исказилось в дикой гримасе, глаза почти выкатились из орбит, щеки уродливо раздулись, и из горла вылетело сдавленное шипение. Постепенно звук нарастал, ширился, делаясь почти невыносимым для слуха…
Ученик колдуна испуганно скорчился в своем углу, опасаясь, как бы гнев господина не задел случайно и его самого. Не желал бы он сейчас оказаться на месте человека, на кого ярость мага выплеснется полной чашей…
* * *Из темноты прямо на Конана устремились вдруг тысячи, десятки тысяч крохотных крылатых тварей, не крупнее шершня. Черные, как крылатые сгустки мрака, они ринулись разом со всех сторон, надсадно, угрожающе жужжа — и Конан мысленно простился с жизнью, прекрасно понимая, что даже лучший клинок бессилен против такой напасти. В том, что они ядовиты, он ни на миг не сомневался…
И все же он готов был дорого продать свою жизнь. Рубить эту гнусь мечом, топтать сапогами… Что угодно!
Только это не потребовалось.
Шершни летели прямо на него — и вдруг всем роем метнулись в сторону. Зависли колышущейся гудящей массой в нескольких шагах от остолбеневшего северянина. А затем сгусток мрака начал проминаться, изменять очертания, то вытягиваясь ввысь, то выпуская подобия щупальцев, то вновь сминаясь бесформенным комом, — пока наконец не превратился в некое подобие самой поразительной фигуры, что только мог бы вообразить себе человеческий мозг.
…У твари, несомненно, имелась голова — странная, полу-лисья, полу-птичья; передние лапы казались несоразмерно длинны и метались беспорядочно туда-сюда, словно их составляли самые непокорный шершни роя. Туловище же казалось бесформенно-уродливым, — слишком массивное вверху, оно постепенно истончалось, переходя в бесконечно длинный и тонкий хвост. Поразительное создание висело в воздухе прямо перед Конаном, окруженное, словно коконом, плотным, давящим на сознание гудением… и внезапно из этого неумолчного гула начали прорываться слова.
— Чнннеловввввекхххх… Ты инне поссссмеешшшшъ ехххххатъ в Террррмеззззанннн… Не сссмейййй…
Он даже не понял сперва…
А когда смысл дошел до него, Конан разъярился всерьез.
Прошло не более седмицы, как он оставил Туран, дав себе зарок никогда — по крайней мере, в ближайшие годы — не возвращаться в это проклятое королевство изменников и трусов, где не умеют ценить честную службу и верных людей. Верхом на быстроногом кауром жеребце, с единственной седельной сумкой, где уместились нехитрые его пожитки, киммериец отправился куда глаза глядят, не строя себе пока никаких планов на будущее. Пожалуй, если бы кто спросил его еще час назад, куда он намеревается поехать, крохотное, ничем не знаменитое княжество Термезан на восточном побережье Вилайета оказалось бы последним в длинном списке возможных целей…
Но никто не смеет приказывать сыну Крома! Киммериец гордо выпрямился в седле, крепче сжимая меч.
— Я сам выбираю свой путь! И не тебе, мушиное отродье, отдавать мне приказы!
Рой вновь смялся комом, загудел надсадно — и северянин уже решил было, что еще немного — и вся эта масса ринется на него в атаку… решившись дорого продать свою жизнь, он с яростным криком вскинул меч.