Выбрать главу

Поль Бертрам

Тень власти

Предисловие

Однажды мне пришлось жить в некоем старом доме в Антверпене. То был старинный аристократический дом, и во времена его пышности и блеска едва ли кто-нибудь мог бы поверить, что некогда его будут поденно отдавать внаем иностранцам. Но величие и падение сменяют друг друга. Так все идет в этом мире. Чудную лестницу и полированный дубовый пол топчут теперь недостойные их ноги.

Мне было жаль старого дома в нем не было ничего рыночного, вульгарного. Каждая вещь, несмотря на свою ветхость, свидетельствовала о суровом былом великолепии. Моя комната была просторна, воздуха в ней было много, а кровать с резными ножками и безукоризненным бельем годилась бы для отдохновения короля. Сначала я долго ворочался, но под конец отказался от всякой попытки заснуть и приготовился покорно встретить бессонную ночь. Пока я лежал в кровати, предаваясь своим думам, мои пальцы лениво постукивали по, украшениям дубовой панели, которой была отделана стена. Каждая панель имела свой собственный рисунок, но на всех было вырезано какое-то странное животное, похожее на тигра в короне. Как я уже сказал, мои пальцы механически постукивали по резьбе, как вдруг дерево под их давлением подалось, и моя рука очутилась в пустом пространстве. Я просунул ее дальше, пока не нащупал нижний край панели.

Я вскочил, быстро зажег свет и взял подсвечник, чтобы взглянуть, что произошло. Оказалось, что я нечаянно задел потайную пружину и заставил панель открыть маленькую нишу, в которой лежала старая книга в кожаном переплете с серебряными застежками. Кроме нее, в нише ничего не было. Я взял книгу и стал ее рассматривать. То была очень старая книга, пергаментные листы которой были покрыты пятнами, но в общем она хорошо сохранилась.

Мне было очень любопытно ознакомиться с ее содержанием. Ведь недаром же пролежала она столько времени в стене, сохраняя свои тайны. Может быть, это Библия: всякий, у кого была Библия, должен был тщательно скрывать ее во времена испанского владычества. Но нет, на Библию она не была похожа.

Некоторое время я смотрел на нее, затем осторожно открыл со странным чувством почтения к этой старой книге, столь неожиданно найденной мной в глухую ночь, после того как она пролежала столько столетий на своем месте.

Застежки не были заперты, я тихонько открыл их и взглянул.

То был дневник. На первой странице я нашел дату – 1572 год, пятый год правления в Нидерландах герцога Альбы. Написан он был на испанском языке того времени. Всю ночь и добрую половину следующего дня я разбирал слова, написанные тонким почерком, и старался ухватить общий смысл всего записанного.

Я хорошо читаю по-испански. Но здесь было немало устаревших выражений. Встречался южный диалект, и это требовало привлечения всех моих знаний. Кроме того, имена лиц и названия местностей, очевидно, были написаны сокращенно. Обозначены были только начальные буквы, да и то не всегда. Странный неразборчивый значок – вот и все. Дневник велся нерегулярно: от одной до другой записи нередко проходило много времени.

Я старался вспомнить, что знал о том периоде. Но ни одно имя, ни одно название не подходили к этой истории. Я перерыл все книги и летописи, какие мог достать, но все было напрасно. Мне не удалось найти недостающих записей, не удалось определить то, что автор в своих целях так искусно скрыл. Рассказанные им события разыгрались, несомненно, в двух небольших, но не лишенных значения голландских городах. В каких именно, я сказать не могу. Пожелтевшие листы книги и выцветшие буквы строго хранят и будут еще хранить свою тайну.

В рассказе, от которого у меня нет ключа, появляются, между прочим, мрачные фигуры инквизиторов. Прошло уже больше трех столетий со времени подвигов инквизиции, время набросило покров на их деяния, от многих процессов не осталось и следа, и ни одного документа не дошло до нас. С 1520 по 1576 год, год усмирения Гента, в Голландии известны имена восьмидесяти инквизиторов. Но, кроме главных и областных инквизиторов, работало немало их делегатов. Немало посылалось инквизицией и доминиканцев. Исполнив данное им поручение, они возвращались в свой монастырь, и о них сохранила память лишь надгробная плита.

Это, конечно, не могло служить мне путеводной нитью. Оставалось одно средство – терпеливо перерыть один за другим архивы всех голландских городов, история которых не была в прямом противоречии с рассказанной в книге. Но в силу обстоятельств я не мог сделать этого до сих пор, да и едва ли сделаю когда-либо в будущем. Поэтому я решил издать эти страницы, вставив вымышленные имена вместо настоящих, которые мне не удалось обнаружить, и добавив от себя то, что отсутствовало в книге. Это было необходимо: иначе было бы трудно читать эти страницы, особенно лицам, мало знакомым с историей того времени. Необходимо сказать, что я не ручаюсь за правильность выбранных мной имен. Но мне не хотелось бы откладывать опубликование этой истории ради тонкой морали, заключенной в ней, – морали, которая годится не только для того времени, но и для всех веков.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

(Гертруденберг, 1 октября 1572 года)

Хочу записать все, что случилось.

Мы выехали из Тургаута до рассвета, приказав седлать лошадей, когда была еще глухая ночь. День наступал медленно, ибо с низин поднимался густой туман. Он охватывал нас, как мокрое платье, и пронизывал до мозга костей. Воздух был холодный и сырой. Стоял уже октябрь. Дыхание вырывалось из ноздрей наших лошадей, как пар. Со спин у них струилась вода, а сбруя блестела от мелких капель. До чего ни дотронешься – все мокро, поводья прилипают к кожаной перчатке.

Люди садились на лошадей со сдерживаемой бранью. Я понимаю их чувства. Было самое начало зимы, и до наступления весны придется мириться и с холодом и с мраком, если нас не убьют к тому времени. И хотя выругаться иной раз и хорошо, однако это не может разогнать осенний туман в Голландии.

Мы сумрачно ехали в этом странной полусвете – ни день ни ночь. Люди, ехавшие в авангарде, смутно виднелись передо мной на дороге. На их шлемах и оружии дрожал слабый, трепещущий отблеск, то появлявшийся, то исчезавший, смотря по тому, выезжали они из тумана или опять погружались в него. За ними мир, казалось, расплывался в какой-то хаос. Все это мне приходилось видеть в Голландии не в первый раз. И однако я помню каждую подробность нашего пути в это утро, быть может, вследствие тех происшествий, которые разыгрались потом.

Время от времени неясное очертание дерева проплывало мимо нас. Словно какая-то тень поднималась с соседнего поля стая ворон, вспугнутая нашим появлением, и, будучи невидима, проносилась над нашими головами. Затем опять нависала тишина, и ни один звук не прерывал ее, кроме случайного поддакивания оружия и шлепанья лошадиных копыт по грязи.

Мы почти никого не встречали на нашем пути, а если и встречали, то всякий боязливо бросался в сторону, уступая нам дорогу. Эта часть Брабанта всегда была довольно безлюдна, а за последние годы стала еще безлюднее. Лишь изредка мы проезжали мимо какой-нибудь деревушки. Одна половина их была разграблена и сожжена «лесными ребятами», а другая – нашими войсками, преследовавшими этих «лесных ребят». Немудрено, что встретить деревню теперь было трудно.

Иногда вдруг перед нами выплывала группа лошадей и через минуту исчезала опять, как будто ее и не было. Не было видно никаких признаков жизни, никто не приветствовал наше появление. Мы проезжали словно по мертвому царству, не слыша даже сдержанной брани или проклятий. Молча ехали мы по пустынным улицам, словно привидения, не оставляя за собой никакого следа.

Наш долг призывал нас следовать дальше. Бреда осталась на несколько миль слева. С этого места мы должны были ехать проселочными дорогами. И наши проводники могли бы без труда сбить нас с пути, но они были слишком запуганы. Мы возвращались после взятия Моиса и гнали остатки разбитой армии принца Оранского обратно с Маасу и Рейну, словно собак к их конурам. Никто не посмел бы оказать сопротивления испанцам по эту сторону великой реки.