Чарли ошибся. Еще в полдень, сидя в тени у придорожного «макдоналдса» на окраине, он услышал по радио, которое громко говорило в одном из припаркованных грузовиков: «Полчаса назад у служебного входа в казино „Самбрерос“ взорвался и сгорел автомобиль „шевроле-импала“. Приехавшие пожарные обнаружили в автомобиле сильно обгоревший труп женщины, а под сиденьем автомобиля — пистолет немецкой системы „Вальтер ППК“ с пятью патронами в обойме…»
Боксон не стал слушать продолжения репортажа. Он сразу встал и зашагал по дороге на запад — в Калифорнию. В Лас-Вегасе ему уже целых полчаса делать было нечего…
…Антонио Лумис, сын мексиканца и американки, пятнадцать лет назад вернувшись с корейской войны, сел на большегрузный грузовик и с тех пор мотался по Штатам от океана к океану. Одним из достоинств своей работы он считал возможность постоянно общаться с новыми и невероятно разнообразными людьми. Буквально накануне он подбросил до Пич-Спрингс, штат Аризона, бродячего исполнителя песен кантри, а от Пич-Спрингс до Лас-Вегаса его попутчиком был разорившийся биржевой маклер. И когда Лумис увидел на дороге этого высокого парня в армейских ботинках, он, естественно, притормозил:
— Садись, подброшу до Пасадены! Меня зовут Антонио Лумис.
— Благодарю, сэр, я спрыгну в Барстоу! Меня зовут Чарли Боксон.
— Какого черта ты забыл посреди пустыни? — изобразил удивление Лумис, хотя ему, в общем-то, было все равно.
— Мне надо севернее, в Сан-Франциско, — уточнил Боксон.
— Решил податься в хиппи?
— Не совсем. Ищу одного парня. И ещё одну девчонку, — Боксон достал из кармана фотографию Стеллы Менкевич. — Вам такая на дороге не попадалась?
Лумис взял фотографию, внимательно посмотрел, вернул назад:
— Нет, парень, такая не попадалась. Твоя сестра?
— Нет, по дороге встретил её родителей, они попросили, если увижу, дать знать…
— Сейчас много молодых сбегает из дому… Ты-то сам откуда?
— Из Лондона.
— Вот-вот, точно, а я-то вспомнить не мог, где я раньше такой говор слыхал! — обрадовался Лумис. — В Корее, в госпитале, у меня приятель был из английских пехотинцев, тот точно также слова произносил. Его звали… Черт, как же его звали?..
Лумис задумался. Боксон молчал.
— А, вспомнил! Том Хинкли! Из Лондона. Ты, случайно, такого не знаешь?
— Нет, не знаю. Лондон большой…
— Нью-Йорк больше!
Потом Лумис снова спросил:
— А парень, которого ты ищешь, тебе кто? Фотография есть?
— Да он мне так, знакомый. Жозеф Моренто. Вот фотография, наверное, он сейчас с бородой и с длинными волосами, но его легко узнать — он говорит по-английски с французским акцентом. Он француз.
— Смотри-ка ты, все в Америку сбежались! Со всего мира люди! Но француза я не подвозил, это точно. А ты, значит, из Лондона приехал этого француза искать?
— Из Франции. До Нью-Йорка через Атлантику на лайнере «Королева Виктория», на камбузе картошку чистил.
— А ну-ка, покажи руки!
Боксон протянул ему руки ладонями вверх. Лумис удовлетворенно кивнул:
— Точно, не врешь! У меня племянник одно лето работал в ресторане помощником повара, так в первый же день рукояткой ножа руки в кровь стер. А потом такие же мозоли были, как у тебя. Говоришь, из Франции? А туда-то тебя как занесло?
— Учился в Парижском университете, на юриста.
— И как?
— Теперь я бакалавр юриспруденции, могу работать адвокатом.
— Непыльную работенку ты себе выбрал, адвокаты, я слыхал, деньги за каждое свое слово берут…
— Как повезет…
Антонио Лумису понравился этот парижский адвокат с мозолями на руках сразу видно, что отличный парень. Лумис спросил:
— По радио говорили, месяц назад в Париже какая-то заваруха со студентами была? Ты не слыхал?
(Ха! Ещё бы он не слыхал! Он шел в первых рядах студенческих демонстраций ещё в апреле, а в бурную «ночь баррикад», 10-го мая, дрался с полицией на улицах Латинского квартала, а потом поднимал красный флаг над Сорбонной. Но в ту же самую ночь он сломал челюсть какому-то длинноволосому интеллектуалу, который в сладострастии классовой борьбы хотел выколоть глаза упавшему раненому полицейскому…)
— Да так, немного с полицией тротуар не поделили… — ответил Боксон. — А потом пошли сдавать экзамены. Сейчас уже все совсем утихло, — и спросил сам. А я слыхал, у вас с черными какие-то проблемы?
Лумис на какое-то время призадумался, затем ответил: