– А теперь ложись-ка на лавку, да спи.
Сон, приди.
День, уйди,
До зари
Не буди.
Темный лес,
Не шуми.
Сонный бес,
Не томи.
Глеб Калинин не заметил как уснул, и не помнил потом, как его голова коснулась зеленой душистой подушки, набитой шишками хмеля, как с него сняли обувь, расстегнули ворот курточки и укрыли серым одеялом.
Старобор постоял над спящим мальчиком, думая о чем-то своем, потом тяжело вздохнул и тихо сказал сам себе:
– Э-э-х-хэхэ, давненько не убаюкивал я детей. Счастливы люди – каждый раз возрождаются они в детях своих, очищаясь от зла.
Хозяин пригладил Глебу непокорную челку, и устало опустился в кресло, оно отозвалось жалобным скрипом.
– Ну, чего скрипишь? Во мне и веса-то не осталось. Знаю, знаю, скрипишь ты от старости, на тебе сиживал еще Михайло Петрович. Сколько же лет прошло? Много.
– Годков, почитай, семь сотен. Клинья уж давно расшатались. Кузнец подбил меня гвоздями, а железо гнилое – вполовину, а то и больше, гвозди проржавели. Дуб – другое дело, да и он идет трещинами от такой жизни.
– Ладно, ладно, не ворчи. Всему свой черед, и век наш не вечен. Служило ты стулом верой и правдой, вот и добро тебе. А мне надо подумать. Да, вот письмо, письмо-то… Положу его в ящик, пусть полежит. От такого письма одна канитель. Да и не поможет тут никакое письмо. Нет, Глебу оно, да, само собой, на пользу: ему теперь спокойнее будет. А родителям его я внушил, что сынок их в отъезде. Утром явится Григорий, подумаем вместе, как быть.
Утро наступило прохладное и тусклое. Солнце медленно поднималось над землей, ему было не под силу разогнать серый туман, скопившийся в низине между холмами, а ветра не было. Ночная сырость не собиралась уступать место сухому теплу, одежда и волосы спящего мальчика были влажными, как будто спал он не на лавке у домашнего очага, а прямо на траве. Часов в десять утра стало ясно, что солнечным лучам не пробиться сквозь плотную завесу, и обитателям маленькой комнаты придется смириться с сырым полумраком, в котором даже горячие угли Пала казались серыми.
Из-под лавки донесся шорох и лязг зубов – это Никифор потянулся со сна и сладко зевнул. Он вылез на голый пол, вытягивая задние лапы, а подстилка, на которой он спал, зашелестела и отряхнулась, расправляя примятые стебельки и листья. Кот подошел к плошке с водой, и некоторое время в тишине слышался только звук лакающего языка. Подстилка тоже поползла к плошке и свернулась, ожидая, когда хозяин встанет и оросит ее оставшейся водой.
Старобор не спал всю ночь, его одолевала тревога. На рассвете он ожидал своего давнишнего товарища, Григория. Был Григорий хозяином Лещинного леса – лешим, то есть. Когда-то этот лес слыл обширным и богатым, а теперь осталось от него лишь несколько зеленых островов посреди дикого грязного запустения, где деревья росли редко, да все больше чахлые, и трава желтела обычно уже в начале июня. Григорий ютился теперь в дремучем орешнике, подальше от города. Ему до Староборова жилья идти надо было три дня, но он исправно приходил раз в три месяца в одно и то же время и никогда не опаздывал. Он приносил вести для Старобора, а в тележке доставлял еду, лесную родниковую воду и душистые сосновые дрова. С тележкой Григорию помогал огромный волк, седой от старости, угрюмый, но верный и испытанный друг; звали его Серый Вихрь.
– Судя по всему, не дождаться нам Григория. Солнце уже высоко, – начал рассуждать кот, как бы сам с собой, но поглядывая на хозяина и явно приглашая его к разговору. – Да и где ему! Разве пройдешь к нам теперь! Это сквозь туман, сквозь орду троглодитов. А бесов там сколько, снаружи! Я, когда ходил вчера к людям, сам чуть не попался. Страшное дело! Нет, не пройдет Григорий. И как мы спасем мальчика?
В ответ на эти безнадежные выводы Старобор только вздохнул. Он хорошо знал, что творится снаружи. Теперь все зависело только от Григория, найдет ли он способ хотя бы дать о себе знать?
Время приближалось к полудню. Глеб беспрерывно ворочался во сне, но сон его был не простой и он не желал отпускать мальчика без позволения Старобора. А тот все ждал и ждал, хотел, чтобы к пробуждению гостя было ясно, что делать дальше.
– Может, разбудить мальчика? Дневной сон людям не на пользу, – произнес Никифор, глядя, как Глеб переворачивается со спины на живот да обратно.
– Да. Близится полдень. Негоже дольше ждать. Тяжел сон после рассвета, а уж после полудня спать вообще нехорошо. Проснись, Глеб. Рассвет позади, а нет у нас ни солнца, ни радости.