– И еще двоих пришлось оставить, один из них, кажется, еще дышал, – мрачно признался Никита, рассказывая о стычке с троглодитами. – Кабы лешие твои были с нами, меньше бы наших полегло.
– Чего ты добился? – сдержанно укорял Григорий. – Ежели меж нами не будет согласия, одолеют нас поганые, сгинет мой лес.
Никита промолчал, только поднял упрямую голову, и яснее стал виден страшный рубец ото лба до щеки, пересекающий глазницу некогда потерянного левого глаза. Чуть-чуть уклонился он от троглодитского тесака, а то лежал бы сейчас с рассеченным черепом. Рану промыли из фляги прямо на ходу и кое-как залепили листьями, чтобы остановить кровь, а потом кузнец отказался от повязки – удивительно быстро заживали раны в этом чудесном лесу.
Прошло уже несколько дней, а силы тьмы не предпринимали никаких решительных действий. Троглодиты основательно расположились в деревне и вглубь леса проникнуть не пытались. На Лещинной поляне царила тягостная тишина. Лещане терпеливо переносили неустроенную лесную жизнь, но их угнетали мысли о разгромленных домах и о грядущей зиме. Осень перевалила за середину октября, дожди шли целыми днями, и все реже проглядывало солнце. Ночи стали совсем холодными. Промозглый плотный туман окутывал лес по утрам. Запасы, на бегу взятые в деревне, быстро убывали, и люди с утра до вечера заготавливали то, что еще оставалось в лесу – траву для скотины, рябину, последние грибы, орехи, рыбу. Охотиться было запрещено строго-настрого – звери и люди должны вместе противостоять опасности.
Ко времени возвращения отряда Никиты, Глеб уже окончательно выздоровел и слонялся без дела, не зная, куда приложить свои руки. Он, разумеется, помогал то тут, то там, но пользы от этого было мало; ему было ясно, что в одиночку он ни за что не прокормил бы себя в этом мире. Он находил в десять раз меньше грибов по сравнению с другими, плохо лазил по деревьям, а его рыбный улов стыдно было даже показывать. Любил ходить на лесное озеро и подолгу сидел на большом замшелом валуне, глядя в воду. Мимо него проплывали листья и облака. Здесь было одиноко и грустно, зато особенно живо вспоминался дом. Когда начинался дождь, Глеб прятался под густыми елями, а к обеду или к ужину возвращался в Хоромы, где вечером становилось шумно и многолюдно. И на другой день его вновь тянуло на озерный камень.
Тут-то его и нашли Гаврила, Ольшана и Ясень. План, который они ему изложили, поражал своим безрассудством. Идея родилась в голове Гаврилы, когда еще на совете он ругал себя за неудачное выступление: он сидел, пряча глаза, а мысль вертелась-вертелась, и оформилась в нечто гениальное (с его точки зрения). Наученный первым провалом «на публике», Гаврила не стал выносить план на всеобщее обсуждение, а посоветовался с самым близким человеком – с невестой своей, Ольшаной. Она восторженно приняла все, что услышала, и посоветовала привлечь надежного и полезного друга – Ясеня. Потом были привлечены и другие участники – многие из отряда «искателей нездешнего счастья». Но главная и самая почетная роль по этому плану отводилась Глебу. Коротко говоря, вся суть сводилась к тому, чтобы завлечь большой отряд врагов (чем больше, тем лучше) в хорошую ловушку – в гиблую топь. Выслушав заговорщиков, Глеб, не раздумывая, согласился участвовать в безумной затее.
Неверной тропой
Их было шестнадцать: молодые лещане, в числе которых две отважные девушки, леший Ясень и Глеб Калинин. Все в теплой зеленой походной одежде с нашитыми листьями и пучками травы. На поясе нож и фляга, за спиной котомка, лук и колчан, до отказа набитый стрелами. На голове меховая шапка, на шее зеленый шарф. На ногах подбитые мехом высокие кожаные сапоги, перевязанные тесемками голенища. На руках рукавицы, и у каждого лещанина короткое копье. Глеб имел только нож, а леший шел безоружным, если не считать за оружие полутораметровый шест, толщиной в крепкую руку. Ясеню было от роду всего шестьдесят лет, и его юная бородка зеленела, как майская травка. Все лещане тоже были молоды, но по своим лещанским меркам: самому старшему – двадцать два года, а остальным по шестнадцать-восемнадцать. Вел отряд Гаврила, однако он шагу бы не сделал без совета с Ясенем. Других, отчаянных и безрассудных, звали: Микола, Иванко, Дубняга, Прохор, Петр, Василько, близнецы Авдей и Авгей, Степан, Ермила, Золот, Ольшана и Весняна.