Если он предположил нечто такое, то отказался от истины неподалеку – недаром же добрый десяток лет я живу вместе с Роджером. Металлическая табличка, изображающая череп, висит у моего изголовья – Роджер весело скалится и предупреждает всякого, кто рискует покуситься на мою девичью честь: "не влезай – убьет!"
Процедура переобувания Гактунгры в новую резину заняла немного времени. "Его бы в компанию механиков формулы-1", – подумала я, наблюдая, как разбойник проворно управляется с делом.
– Хочешь, составлю тебе протекцию в конюшню "Вильямс-Рено"? – сказала я ему на прощание. – У меня там знакомый. А что, по миру поездишь: Монте-Карло, Монако...
Он окинул меня взглядом мясника, собирающегося разделать коровью тушу согласно малоаппетитной схеме, какие когда-то висели в мясных отделах магазинов; корова на этих полотнах казалась сшитой из разноцветных лоскутков, и мясник точно знал, в какой из швов ему надо садануть топором.
Отъехав, я глянула в зеркальце: парень исступленно колотил кулаками по крыше безногого автомобиля.
– А что, это так теперь в приличном обществе принято – таскать под плащом ружья? – спросила я.
Он засмеялся: нет, не принято, конечно, просто так сложились обстоятельства; он охотник, заядлый... Дал приятелю на время свое ружье, тот на уток собирался сходить; договорился в охотхозяйстве – хотя у него ни охотничьего билета нет, ни, естественно, разрешения на хранение оружия. Приятель этот человек взбалмошный – вчера мой попутчик пожалел о своей слабости, поехал к нему на дачу, ружье забрать. Хозяина на месте не оказалось, его мамаша выдала ружье – правда, без чехла, чехол приятель куда-то засунул. Искали-искали, но так и не нашли. Пришлось забрать так. Ну, а на обратном пути он поймал гвоздь на колесо.
– Остальное ты, вроде, знаешь, – заключил он.
– Так ты охотник... – грустно протянула я.
– А что, это плохо?
Все это время он сидел вполоборота ко мне – изучал.
– Ну, что смотришь? – огрызнулась я. – Интересно?
Ничего интересного: девушка тридцати с небольшим, рыжая, рост сто пятьдесят восемь, вес сорок пять килограммов, грудь маленькая, образование высшее гуманитарное, русская, беспартийная, место работы -профсоюзная библиотека, семейное положение – разведена, место прописки – Агапов тупик, дом десять, квартира двенадцать – в самом деле ничего интересного, таких маленьких беззащитных зверьков сейчас много расплодилось в лесах Огненной Земли...
– А почему Белка? – спросил он после паузы.
Это с детства... Когда-то под нашим старым добрым небом так звали маленькую девочку, она давно выросла, а прозвище осталось; скачет с ветки на ветку, питается дарами природы, орехами да сушеными грибами и старается держаться подальше от людей – среди них встречаются охотники: уверенные в себе мужики. И меткие – бьют белку прямо в глаз, чтобы шкурку не попортить.
"Город принял!" – был в свое время такой популярный милицейский роман; если я не ошибаюсь, в заглавие выплыла одна из уставных реплик: заступая на дежурство по столице, герой докладывает начальству – именно этой фразой – о том, что теперь рука его на пульсе нашего опасного и не вполне здорового мегаполиса.
Именно в этом выражении я бы оценила состояние столицы Огненной Земли в день, когда грянула денежная реформа; город определенно принял – основательно и с утра пораньше: водки и пива, ликеров и сухого, коньячка и шампанского, "Черри" и "Салюта", спирта, "Лимонной", "Чинзано", "Мартини"; город потрошил ларьки, торопясь вложить бесполезные деньги в полезные напитки. Похоже, народ отмечал прощание с каноническим ленинским профилем тотальной пьянкой, салютуя вождю чпоканьем пробок и журчанием огненной воды всех цветов радуги, – так что пробка на Садовом кольце меня ничуть не удивила.
На проезжей части творилось что-то невообразимое – бурлящее, клокочущее, поразительно напоминавшее сцену штурма Зимнего из старых фильмов.
– Рабочий тащит пулемет, – сказала я, выворачивая на пешеходный тротуар; однако продвинуться вперед нам так и не удалось – путь был перегорожен грузовиком.
Я выключила движок и закурила.
– Какой рабочий? – спросил мой попутчик.
О, этот поэтический персонаж есть один из ритуальных тотемов коренного населения Огненной Земли; стих, в котором действует ритуальный рабочий, напоминает мне гвоздь-сотку, по самую шляпку его вколотили в наши головы еще в школе – так мы и ходим с пробитыми железной занозой черепами, и никакими...