В коробках было баночное пиво.
Одна из банок подкатилась к его ногам. Некоторое время он недоуменно взирал на аппетитно поблескивающий, расфуфыренный подарок судьбы. Нагнулся. Поднял. Взвесил в руке. Дернул колечко запорного клапана. Отпил глоток.
Секунду в его лице стояло расплывчатое выражение то ли наслаждения, то ли тоски – с таким видом, слегка забывшись, люди ковыряют в носу.
Если цирк с известным допуском и кое-какими оговорками можно причислить к искусству, то последовавшие за глотком пива события развивались строго в русле тезиса "Искусство принадлежит народу!"
Мужичонка, выпустив из рук авоську, ринулся к трейлеру – его порыв стал именно той искрой, из которой возгорается пламя. Народ со всех сторон – справа и слева, сзади и спереди, с неба и, кажется, даже из-под земли – обрушился на этот начиненный пивом фургон. Мгновенно возникла сюрреалистическая мешанина рук, спин, крика, свиста, парящих в дыму ящиков; и вся эта подвижная композиция была пышно – точно щеки клиента под помазком брадобрея – декорирована густой, шевелящейся пеной.
Кроме пива, народу принадлежало, как выяснилось, еще кое-что – синдром Корсакова проснулся во мне, и очередной рвотный комок подкатил к горлу:
...мой попутчик усмехнулся (я по обыкновению втянула голову в плечи), выждал, пока приступ меня отпустит, и возразил:
– Это не "Кодарнью". Если не ошибаюсь, это "Деляпьер".
Какая разница... Главное, что его много.
– Как думаешь, – толкнул он меня под локоть, – этот парень не умрет?
– Вряд ли... – я проследила направление его взгляда и добавила: – Разве что взлетит в небо, как воздушный шарик. От избытка газов.
Обменивались мы мнениями по поводу одного из удачливых участников штурма Зимнего. Это был сельского вида мужчина, сухощавый и добролицый.
Сколько тяжелых и скользких шампанских бутылок в состоянии унести человек?
Этот унес восемь. Отдалившись от кучи-малы, он уселся на тротуар, облокотился на стену дома, вытянул ноги и приступил к дегустации. Пейзанин методично производил залпы и пил. Он пил неторопливо, с чувством, с толком, с расстановкой, почти не отрываясь от горлышка. Дух он переводил только в перерывах между салютованиями.
Я толкнула дверцу машины.
– Хочу быть с народом, – объяснила я свои намерения. – Пойду стырю пару ящиков. Ни разу в жизни не пила испанского шампанского.
Попутчик выразительно дернул плечом – я вспомнила про ружье, захлопнула дверь, закурила.
– В таком случае, что шампанское будет с тебя причитаться.
Он с улыбкой кивнул.
Я резко подала задом и опрокинула лоток с книгами. Торговец – седовласый человек с печальными глазами безработного доцента – бросился собирать свои фолианты: большие, тяжелые, в однотонных переплетах – похоже, он специализировался на продаже словарей.
Ну и слава богу, драться с интеллигентным человеком у меня охоты не было.
Пятясь назад, расталкивая истеричными сигналами пешеходов, мы с грехом пополам дотащились до ближайшего переулка.
Переулок, которым я собиралась бежать от революционно настроенных масс, был узок; проезжую часть теснил мощный бетонный забор, огораживающий стройку.
– Карамба! – выкрикнула я. – И тут затор!
Пробку создавали две "девятки" цвета сырого асфальта. Водители вели мирную беседу, не обращая внимания на то, что с обеих сторон скопились приличные "хвосты": ни развернуться, не объехать "беседу" в этом переулке возможности не было.
Одного из собеседников мне было хорошо видно – килограммов сто двадцать живого веса, скотская рожа, черные очки – он стоял, облокотившись на открытую дверку автомобиля, в его руке тлела сигарета; второй из машины не вылезал, опустил стекло и вывалил наружу затянутый в кожу локоть – дописать его внешность большого труда не составляло, он определенно из семейства кинг-конгов, которые во множестве водятся в лесах нашей Огненной Земли.
Мы стояли уже минут пять – семь.
Кинг-конг в очках прикурил новую сигарету и, кажется, забыл про нее – медленный плавный дымок напоминающий воздушный макет перевернутой Шаболовской телебашни, вырастал из мощной короткопалой лапы.
Моя беда в том, что я слишком остро чувствую деталь.
Скорее всего, я бы осталась безучастной к происходящему, если бы не этот сигаретный дымок; его медленное движение бесило меня все больше и больше.