Две божественно-чистые фиолетовые колонны охраняли изящную стерильную дверку, за которой тебя приветствует – "Добрый день!" – девчушка лет шестнадцати; фирменный козырек (такие таскают пацаны из "Макдональдса") слегка приподнят, невыгодно приоткрывая лоб, производящий впечатление не совсем чистого; все остальное в ней – фирменная отутюженная униформа и приветственная улыбка – подчеркнуто стерильно. В уютном зальчике несколько белых столов, широкая стойка, в витрине пышное изобилие чего-то очень аппетитного; тихая музыка и мягкая фиолетовая подсветка – наверное, фиолет это фирменный тон заведения. Помнится, я присела за столик, пока мой охотник набирал всякие вкусности. Распорядитель на этом празднике чревоугодия, приземистый широколицый молодой человек с острыми подвижными глазами и профессионально безупречным проворством рук (это проворство существовало совершенно автономно – от выражения лица, тех или иных телодвижений, необходимости поддерживать учтивый разговор с клиентом), нагружал пакет; я рассеянно взглянула на меню – и перед глазами у меня закачались фиолетовые тени: цены тут были космические...
Я сунулась в пакет, стоящий на средней полке.
Все верно – мясные деликатесы.
Я продолжила инспекцию холодильника. Собственно, он являл собой крохотный филиал Центрального рынка. Венчал композицию большой ананас с красочной биркой на жесткой шевелюре. Десерт был представлен блоком коричневых пластиковых стаканчиков – французский шоколадный крем "DANETTE".
В дверце несколько бутылок с темным вином. Я вынула одну из обоймы, посмотрела этикетку. "Хванчкара".
Это в его духе – он человек старых правил.
В морозилке хранился большой кусок отборной свинины. Вот уж не могла предположить, что мясо такого качества существует на свете – оно, кажется, давно погребено в "Книге о вкусной и здоровой пище".
Особняком в компании благородной "Хванчкары" Стояла какая-то прямоугольная посудина.
"Амаретто". Это уже совсем чудеса.
Я свернула бутылке пластиковую шею, хлебнула из горлышка – Иван Францевич меня простит, мне надо было сосредоточиться.
– Ну и дрянь! – прислушалась я к вкусовым ощущениям. – Хотя для неустойчивых девушек в самый раз.
Местами наречие туземцев Огненной Земли бывает Удивительно точным, в переводе с языка аборигенов ликер "Амаретто" означает – БАБОУКЛАДЧИК. Туземное предание гласит: если тебе пришла охота уложить девушку в постель – накачай ее "Амареттой",
Захватив эликсир любви, я вернулась в комнату, присела к письменному столу, упирающемуся в подоконник. Выдвинула ящик – бесцельно, чисто машинально.
На дне лежали; стопка пожелтевшей писчей бумаги, картонный пенал с карандашами и несколько почтовых конвертов. Я взяла верхний, рассеянно пробежала глазами адрес.
Это был мой адрес.
Я вытащила остальные, разложила их на столе. Так этот конверт предназначался Алке. Этот – Семену...
Кому были адресованы остальные, я догадывалась - откинулась на спинку стула, задрала голову. Алка осыпалась почти совсем – в живом живописном поле нелепо и беспомощно висела ее обрубленная по локоть рука.
Я вытащила из своего конверта открытку, пробежала текст. Иван Францевич приглашал меня на НАШ день.
"Наш день" – это день его рождения.
Что бы там ни было, в этот день после окончания школы мы всегда – когда впятером, когда и с другими ребятами из класса – собирались за этим столом. Последние пару лет эта традиция тихо угасла; все разбрелись по своим норам.
Какое же это число?
Вспомнила. День его рождения приходился как раз на тот день, когда у нас грянула реформа...
– Он не собирался никуда исчезать! – я шарахнула кулаком по столу с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурная пыль.
Я открыла окно, глотнула свежего воздуха, набрала его полные легкие и заорала:
– впрочем, вряд ли кто-то из туземного населения расслышал в ночи этот крик, а если б даже и расслышал, то наверняка ничего бы не понял: иностранные языки даются жителям Огненной Земли с большим трудом.
Что ж, теперь я по крайней мере знаю, что мне делать.
Выйти во двор, встать к глухой кирпичной стене и, сдерживая порывающийся перейти с ходьбы на бег шепот (регламент игры предписывает водящему избегать скороговорки), вести отсчет; и медленно отодвинуть от ноющих висков занемевшие ладони, отступить на шаг, увидеть: желтая стена вся в трещинах, вздутиях и струпьях; чуть выше, широко расставив ноги, стоят буквы, прыснутые из пульверизатора с краской: "Витя Цой, вернись!" – и довести положенный счет до конца, а потом громко выкрикнуть: "Я иду искать! А кто не спрятался – я не виноват!"... Однако прежде я отведу эту несчастную старуху домой.