Ах, не садитесь с ней пить чай – ни на ночь глядя, ни с утра – иначе вы рискуете провести на унитазе не отмерянные вам природой заветные 200 дней, а все четыреста: нынче утром, стартуя с Алкиной дачи в направлении столицы Огненной Земли, я – то ли спросонья, то ли оглушенная полночным сообщением БИ-БИ-СИ – забыла залепить уши восковыми пробками, не велела привязать меня толстым пеньковым канатом к мачте, за что и расплачиваюсь на дороге. Прежде чем притормозить у кустов, где судьба свела меня с незнакомцем, я успела уже дважды остановиться и проклясть свою слабость.
Вскочив ни свет ни заря, примерно в половине пятого, металась я по комнате, натыкаясь в потемках на стулья и табуретки, и пышными гроздьями развешивала где только можно эпитеты в адрес нашего горячо любимого и всенародно обожаемого правительства, примерно вот такие:
Алка, послушно поводя глазами – так следят за шараханьем туда-сюда теннисного мяча на корте – наблюдала, как расцветают гроздья гнева: на впившейся в стену железной трубе от "буржуйки", на вешалке, на старом комоде; и когда концентрация инфернальных паров достигла в комнате критической отметки, а из плотного текучего воздуха нашей дачи можно было запросто изготавливать семидесятиградусную чачу, Алка, поглаживая темные усики над верхней губой, провозгласила голосом сирены:
– Может, чайку?
Она интонировала предложение на особый, сугубо профессиональный, бархатный манер – таким тоном она разговаривает со своими сексуально озабоченными абонентами; абонентов Алка называет "вонючими онанистами". Должно быть, работа на "секс-телефоне" (или "телефоне любви", или как там еще называется эта служба, куда можно позвонить и совершить половой акт по телефону?..) настолько обострила ее обоняние, что она слышит запахи, сочащиеся по телефонным кабелям и радиоволнам.
Я вовремя не среагировала – в момент приглашения к столу занималась конструированием замысловатой фразы, содержащей в себе исчерпывающую информацию о том, где я наше всенародно обожаемое демократическое государство видала, как я его имела, а заодно имела всех его родственников, внуков и племянников, деверей и невесток, тещ и зятьев, бабушек и дедушек, снох, золовок и дядьев – и потому машинально отмахнулась:
– Давай!
Чай я ненавижу.
Моя ненависть глуха, свирепа и беспощадна – особенно с тех пор, как Алка наложила на себя очередную диетическую епитимью.
Сколько я ее помню, она вечно истязала свою обширную, тучную плоть мазохистскими ограничениями, исключая из рациона то мучное, то мясное, то молочное, то рыбное, то овощное, то хлебное, то сахарное и вводя в него то размоченный овес, то проросшую пшеницу; однако стрелка домашних весов неизменно улетала за отметку "100".
В конце концов она провозгласила, что отныне, убедившись в полной несостоятельности диетологических рецептов, будет сбрасывать вес согласно рекомендациям, изложенным в классической литературе, и сделается "полковником, которому никто не пишет".
Я плохо помню, какими яствами был украшен стол этого старика, известного всякому советскому человеку (и даже сантехнику, и даже первокласснику) тем, что в свое время он состоял казначеем революционного округа Макондо, что подтверждается собственноручной распиской полковника Аурэлиано Буэндиа, главного интенданта революционных сил Атлантического побережья, однако Алка освежила мою память.
– Знаешь, когда полковник почувствовал себя победителем? – спросила она. – Когда ответил жене на ее вопрос: "Что же мы будем есть?"
– И что он ответил?
– "Дерьмо".
Не знаю, в какой степени Алка следовала оригиналу... Теперь она ничем не питается – кроме чая.
Из чувства жалости и сострадания я время от времени составляю ей компанию в чаепитиях; чай мы не просто пьем, мы его глушим – понимая неотвратимость этой муки, я присела к столу: надо же хоть чем-то ее отблагодарить.
В конце концов она пошла на большую жертву, разрешив мне взять Гактунгру для поездки в столицу Огненной Земли и покинуть эту забытую богом деревню, где Алка владеет серым, выцветшим от дождей и ветров срубом.
Три дня назад она затащила меня сюда, "на природу": устала, надо отдохнуть.
Служба на секс-телефоне, в самом деле, трудная и утомительная, за такую работу полагается давать молоко: для разгона отношений Алка живописно рассказывает клиентам, как однажды в пиковом троллейбусе к ней сзади прижался мужчина (подробности прилагаются: чем прижался и как) и что она в конце концов от этих горячих, упругих прикосновений испытала сладостный оргазм (подробности прилагаются) – ну, а дальше Алка импровизирует. Все последнее время ее донимает один клиент, который не удовлетворяется привычными ласками в постели, а требует пройти в ванну – Алка называет его "самой отъявленной занудой из всех онанистов Земного шара" и жалуется, что после его звонков у нее ломит колени.