– Гад! – крикнула я ему вдогонку. – Ты сломал мне машину!
Он обернулся, пожал плечами – что за мелочи жизни! – и двинулся в глубину кладбища. Минут через пять он появился, пригласительно помахал рукой: дескать, давай, заезжай и будь как дома. Я приткнулась за буйными зарослями бузины и вышла из машины. Он стоял, привалившись плечом к стволу коренастой березы, покусывал травинку и смотрел в сторону шоссе.
– Извини, – сказал он. – Кажется, я немного расстроил твои планы. Ты в Москву?
Туда, куда ж еще: участвовать в осаде сберкасс; работать локтями в раскаленных потных очередях, материться, проклинать начальников и срывать злость на безответных стариках; штурмовать магазины, мести с прилавков все, что под руку подвернется, – кастрюли, утюги, колготки, туалетную бумагу, кофе, соль, спички, контурные карты для школьников, презервативы, картошку, хрусталь, гвозди, граненые стаканы... Я отчетливо помню, как выглядело прежнее светопреставление и сомневаюсь, что на этот раз любимая забава туземцев Огненной Земли будет обставлена иначе.
– Давай немного переждем, – сказал он, покосившись на шоссе. – Недолго... А потом тронемся, – он осторожно опустил руку мне на плечо, и мистическим образом все нервное электричество, скопленное мной для битв у стен сберкассы, незаметно и плавно перетекло в эту узкую и поразительно прочную ладонь; я сразу обмякла и потому никак не реагировала на то, что рука, освоившись на плече, осмелела, двинулась дальше и добралась до моей щеки: господи, какая у него ледяная ладонь – наверное, приняв в себя едкие испарения моих умонастроений, химический анализ которых однозначно подтвердит наличие в них стрихнина, мышьяка, цианистого калия, синильной кислоты и боевого яда кураре, отравилась – прикасаться к бабе, имеющей в столе восемьдесят тысяч, которыми с понедельника можно будет оклеивать туалет, опасно для жизни.
– Ты простыл... Ноги вон сырые. Тебе выпить надо.
В "бардачке" лежала бутылка "Лимонной". Собираясь в деревню, я прихватила с собой пару бутылок; одну потихоньку выпила, стараясь не провоцировать Алку, объявившую мораторий на спиртное, вторую не успела.
– В самом деле. Чуть-чуть. Для здоровья. Дрянь, конечно, но согревает.
Что напиток "Лимонная" – продукт для здоровья небезопасный, я давно заподозрила, благодаря чисто бытовому наблюдению: последнее время все помойки у нас в Агаповом тупике завалены крупнокалиберными бутылками из-под любимого напитка туземцев Огненной Земли "РОЯЛ". Эти груды стекла настолько впечатляют, что предположить, будто вылакало спирт коренное население Агапова тупика, я не рискну – даже если вообразить, что спирт у нас пьют все рабочие и служащие, пенсионеры и пенсионерки, молодые мамаши, юноши и девушки, школьники и дошкольники, грудные дети и беременные женщины, истребить такие объемы алкоголя им не под силу; значит, работники прилавка разбавляют дешевый канцерогенный спирт лимонной эссенцией, и мы, простодушные туземцы, лакаем эту огненную воду, рискуя ослепнуть или оглохнуть – или сделаться дебилом.
– Спасибо, – вежливо отозвался он. – Не теперь.
– Пойдем в машину. Я печку включу.
Он отрицательно мотнул головой.
– Давай тогда подышу на руку – это я твою руку отравила.
– Давай...
Интересно, за кого он меня принимает? Что вообще можно подумать о девушке, покорно следующей за первым встречным, приглашающим скоротать время на кладбище, предлагающей кавалеру в шесть утра канцерогенной водки и согревающей теперь его застывшую руку теплом своего дыхания?
– Ты меня не бойся, – сказала я, предупреждая этот возможный ход его мыслей. – Вообще-то там, на дороге, я намеревалась огреть тебя трубой по голове. Ты вовремя обернулся. И, кажется, в порядке знакомства нашел какие-то очень точные слова.
– Место, конечно, не самое веселое... – он смущенно оглядел кресты и могилы.
– Ну отчего же. Мне тут нравится.
Я в самом деле люблю эти старые деревенские кладбища, прячущиеся в прозрачных рощах... В этой земле уже давно никого не хоронят; ни кощунственный скрежет заступов, ни надгробные плачи, ни маятник батюшкиного кадила не тревожат здешних старожилов; прошлым людям здесь уютно, просторно и покойно: летом не жарко, зимой не зябко; столетние дожди смыли с дубовых, вразвалку бредущих меж берез, крестов начертания имен и дат – так пусть; здесь все друг друга знают, живут в мире и согласии и шепчут нам, сходящим с ума наверху: присядь и отдохни... Присядь тут, где сдержанные шепоты бродят в березовых кронах да трудолюбивый кузнечик упорно шлифует прохладный, как березовый сок, воздух своим тонким надфилем; ах, хорошо, "не пылит дорога, не шумят кусты, подожди немного, отдохнешь и ты..."