— Райли? А она тут причём?
— У Райли есть редкий второй субкод, благодаря которому она может то, чего не можем мы. Она может выбирать свою цель. И кажется, она её уже выбрала.
— Неужели она одна на это способна?
— Да. Взять к примеру Тинкербелл. Она изо всех сил старается вырваться из этой системы, но, в отличие от Райли, не видит конечную точку своей новой цели. Всё что Тинка хочет — так это выжить любой ценой. Но она не понимает, для чего хочет выжить, и с какой дальнейшей целью. Вот чем она отличается от Райли. Вот чем я отличаюсь от Райли. Тридцать седьмая способна менять курс. Она может выбирать. А мы — нет. Вот только счастье не всегда заключается в свободе выбора. Тем более, что у Райли сейчас только два пути: остаться с нами, или остаться одной. Теперь ты понимаешь, Писатель? Свобода — порождает сомнения. А сомнения — это всегда риск. Великий риск прийти не туда, куда следовало. Я тебя загрузил, да? — Гудвин рассмеялся. — Прости. Порой на меня налетают философские раздумья. Здесь, в Апологетике, это происходит особенно часто. Всему виной избыток свободного времени. Думаю, что тебе пора собираться, если хочешь успеть добраться до главных ворот периметра засветло. Близится зима, дни стали короче. Поэтому придётся поторопиться. Тебе помочь собрать вещи?
— Спасибо. Я уже всё сам собрал… Э-э, Гудвин. Скажи, как мне поступить? Уйти, или остаться?
— Зачем спрашиваешь?
— Хочу узнать твоё мнение.
— Моё мнение — пустота. Руководствуйся своим мнением.
— И всё же, ответь.
Гудвин вздохнул.
— У тебя появилось сомнение? Твоя уверенность пошатнулась?
Подумав немного, я твёрдо ответил, — нет.
— Тогда иди по той дороге, которую выбрал. Уверенность прежде всего. Уверенность — это таран, который пробьёт любые преграды. Поверь своему старому другу. Я понимаю, что тебе грустно с нами расставаться. Но ты должен. Если ты уверен в своей цели.
— Спасибо тебе, Гудвин.
И опять меня ждал сюрприз. Если не вся Апологетика, то явно большинство её жителей вышло меня встречать, заполнив весь зал жилого блока реабилитации. Сначала я попрощался с Верховными. К моей великой радости и успокоению, Нибилар не держал на меня обиду, а вместо этого сказал очень приятные слова, — 'Ну что ж, прощай, Писатель Дающий Имена. Обещаю, что твоё новое имя мы заберём с собой, и оно навсегда останется в нашей истории. Пусть удача благоволит тебе. Слэргос'.
— Очень жаль, что ты отказался от моего предложения, — сочувственно произнёс Эвилон. — Но это твой выбор, и я не вправе диктовать тебе, что верно, а что нет. Будь счастлив, Писатель.
Далее, я попрощался с остальными Верховными. Теперь даже Артехог пожелал мне удачи вполне искренне, и не сквозь зубы. После краха Латуриэля он заметно сдал свои позиции в противостоянии с Нибиларом, тем не менее, это поражение, на мой взгляд, не усугубило общую ситуацию, а даже сплотило 'грязнуль' и 'чистюль', что лично меня не могло не радовать.
Я не знаю, сколько в то утро пожал рук, и сколько выслушал приятных, вдохновляющих напутствий. Помню, что много. Они слились для меня в одну сплошную музыку. А я всё кивал, улыбался, благодарил и думал, что в конце меня ждёт прощание с друзьями. Самое мучительное.
Как не оттягивай финал, он неизбежен. И вот я стою напротив них. Апологеты неторопливо расходятся, и мы остаёмся стоять своей маленькой группой: Я, Райли, Флинт, Гудвин и Тина.
— Ты чего такой красный? — спросил Флинт.
— Да ну, — ответил я. — Столько пожеланий услышал.
— Это же хорошо.
— Хорошо, не спорю.
— Маршрут уже продумал? — спросил Гудвин.
— С этим пока что проблема. Как раз хотел у вас уточнить, где находится вторая школа.
— Да мы тебе объясним, не переживай. Вторую школу найти несложно, — ответил Флинт.
— Не сомневаюсь. Меня больше волнует другое. Придётся опять идти через эти 'Сепараторы' и 'Зеркала'.
– 'Зеркало' не бойся, — ответил Гудвин. — Оно одностороннее. Ну а насчёт 'Сепаратора' не уверен.
— Не надо его стращать, — оборвал его Флинт. — Если сумеречники ему обещали, что всё будет путём, значит 'Сепаратор' ему тоже не страшен.
— А если нет? — взглянул на него я. — Не хотел бы я лезть в подземелья, к джамблям. Без Тинки мне там кранты.
— Да погоди ты раньше времени рыпаться, — махнул рукой Флинт. — Если 'Зеркало' одностороннее, то и 'Сепаратор', скорей всего, тоже. Просто иди осторожно.
— А куда деваться? Так и пойду, — кивнул я. — Ну ладненько, голуби мои, давайте прощаться будем. Теперь уже окончательно. Не скучайте тут без меня. И не поминайте лихом.
Мы крепко обнялись с Гудвином.
— У меня ещё остался один маленький вопросик к тебе, — хлопая его по широкой спине, произнёс я.
— Какой?
— Как тебя звали раньше?
Расцепив объятия, он призадумался, — в смысле, моего 'старого хозяина', ты имеешь в виду?
— Да. Райли мне сказала, как звали её 'старую хозяйку', а с вашими я так до сих пор и не познакомился. Понимаю, теперь это вовсе неважно. Вы — это вы, а они — это они, но…
— Щербаков, — перебил меня Гудвин. — Борис Иванович. Майор в отставке.
— Спасибо, — я повернулся к Флинту и выжидающе на него поглядел.
— Да не помню я, — отвернулся он.
— Фли-инт.
— Николаев. Анатолий. Инженер-проектировщик.
— Благодарю тебя, — мы обнялись, и долго стискивали друг друга в крепких объятиях.
Следующая была Тинка. Она стояла чуть в стороне, и не смотрела на меня. Я подумал, что она всё ещё сердится за то, что я её 'отшил' во время нашей последней встречи.
— Ну что, Тинка-паутинка, давай и с тобой попрощаемся, что ли? — подошёл я к ней. — Чего ты дуешься? Обиделась на меня, да? Ну прости. Я не хотел. Просто мне было очень тяжело. Да и вообще. Сложно объяснить. Постарайся понять и не держи зла, хорошо?
Она стояла насупившись и отвернув лицо в сторону. Я хотел было её обнять, но она отстранилась, а затем, молча развернувшись, быстрым шагом удалилась к себе в комнату, оставив меня стоять в полнейшей растерянности.
— Тина! — крикнула ей вдогонку Райли.
— Чего это с ней? — пожал плечами Флинт.
Гудвин задумчиво покачал головой.
— Психованная девка, — Флинт ободряюще похлопал меня по плечу. — Да забей на неё друг. Ну не хочет прощаться, и хрен бы с ней. Тоже мне, подруга. Глянь, какая фифа, обиделась она видишь ли, на что-то… Не обращай внимания.
— Я заметила, что в последние дни она очень странно себя ведёт, — произнесла Райли. — На неё не похоже.
— Может быть сказывается реабилитационная апатия, как у меня, — размышлял Гудвин. — Хотя, по-моему, здесь кроется что-то другое.
— Да она чокнутая, — воскликнул Флинт. — Взяла и испортила проводы. Шут бы с ней.
— Как-то это непонятно, — я повернулся к Райли.
Та стояла, скрестив руки на груди. Какое-то время я растерянно мялся, не зная, как поступить: прощаться с ней, или идти за Тинкой. Но тут она мне помогла.
— Сходи, узнай, что с ней не так, — произнесла подруга.
— Ты считаешь, нужно?
Она кивнула.
— Да хорош, — попытался остановить меня Флинт. — Дурью не майтесь. Нашли за кем бегать.
Его слова я дослушивал уже затылком, направляясь в сторону комнаты Тинкербелл. Райли права. Мы не должны были так расставаться.
Дверь была не заперта. Я вошёл в полутёмную каморку, отведённую Тинке апологетами-распределителями. Она стояла посередине, спиной ко мне, и даже не повернулась, когда я вошёл.
— Тин, что случилось? — начал я. — Я не уйду, пока не узнаю причину. Мы так и будем стоять? Ну ладно, давай постоим… Я же попросил у тебя прощения. Да, я виноват, но хотя бы сейчас-то ты можешь меня простить?
— Да ни в чём ты не виноват! — оборвала мой монолог девочка. — Это всё я…
— В каком смысле… Ты?
— Я не могу, Писатель. Я думала, что сумею. Была уверена до последнего, но сейчас. Сейчас я понимаю, что не имею на это права.
— Да объясни ты мне наконец! О чём ты вообще? — я подошёл к ней поближе.
— Я хотела… — она с трудом подбирала слова. — Я хотела тебя использовать. В своих целях. Против твоей воли. Думала, что когда мы придём в Апологетику, и ты найдёшь выход, то я… Прости, я не могу тебе этого говорить. Это моя тайна, и она должна остаться со мной.