Ступив на первую ступень лестницы, я замер. Да, меня ждут, и я это чувствовал сейчас. Причём я знал — он здесь один, и даже понимал, где именно майор может дожидаться встречи. Человек находился в той комнате, где стоял фарфоровый набор и в одной из чашек оставался чай. Не допивает ли майор госбезопасности тот самый чай? Неужели так скудно в Советском Союзе со снабжением Народного Комиссариата Внутренних Дел, что нужно за нацистами допивать? Нужно только подобные шутки приберечь, не говорить при беседе с майором.
Я остановился. Стал прикидывать, как часто это делаю перед принятием неотвратимых и важных решений, что же мне делать. Когда я выйду из этого подвала, не получится ли так, что меня обвинят во всех злодеяниях, что тут произошли? Весьма вероятно, хотя я и не чувствовал опасности.
Так ли мне нужно идти на контакт с властями? Мне нужно сделать выбор. Сбежать я смогу, это точно. В конце концов, меня ждёт только один человек — и это всего лишь человек, который, может, и обладает какими-то способностями, но вряд ли они очень сильно выходят за рамки человеческих. А вот то, что в ближайшее время могут обложить дом так, что и я не убегу, факт. Или бежать сейчас, или…
Не мне дают возможность решать, я сам решаю. Я снова вспомнил это существо, которое способно заставлять покоряться себе… менять облики, обманывать, подчинять, овладевать. Убивать без счёта. С такими проявлениями нужно бороться. И майор в этом поможет.
Так что я поговорю с ним, и лучше бы он меня выслушал.
Глава 6
Поднявшись по лестнице, я протиснулся во все еще открытую дверь и направился в комнату, где, как я и предположил, сидел майор.
Ещё пару шагов, и моё решение уже сложно будет изменить. Несмотря на то, что мозг всё ещё выдавал необычайную активность и быстрый анализ данных, я всё же остановился, чтобы ещё раз прокрутить в голове все последствия моего контакта с советской властью.
Во-первых, я уже чувствовал себя сопричастным, частью народа Советского Союза. Без всякого дискомфорта или протеста. А что в этом такого? Собственно говоря, рос я именно советским человеком. Правда, образца восьмидесятых годов, а тут всё иначе. Ну, что ж. Раз я в прошлом, нужно жить и думать реалиями этого времени.
Мысли о том, чтобы рвануть за кордон, не возникало. Я даже специально подумал об этом. Ага, вот здесь протест был. Куда это я побегу? Невозможно оставаться до последних своих дней верным Родине чекистом — и после перехода в прошлое вдруг стать перебежчиком.
Может, я опасаюсь репрессий, сталинщины, как её во многих учебниках рисуют? Этот порядок хаяли все кому не лень, особенно при развале Советского Союза.
Но кому, как не мне, человеку, знакомому с некоторыми секретными документами, знать, что тот хай, что был поднят в самом конце восьмидесятых и начале девяностых годов, — это не что иное, как оправдание прихода новых элит. Если в стране всё плохо, и, хоть и объявили демократию и гласность, а кормить детей нечем, значит, это нужно противопоставлять тому, что было.
Было — всё плохо, людей убивали миллионами. Стало — всё хорошо, миллионами людей не убивают… Они просто сами умирают. Нет, конечно, тридцать седьмой год — не вымысел. Так и американский маккартизм — тоже факт из истории. Мы в этом грехе не одиноки.
Нет, без контакта с властью я не только не разберусь в том, что происходит, но и буду считать себя просто мелким никчемным человеком. Я чувствую, я знаю, что могу помочь своей стране в лихую годину. Значит, должен это сделать. А как уже Родина-мать меня встретит — это вторично. Волков бояться — в лесу не сношаться!
Делал я вполне профессиональный анализ ситуации, а итогом стала такая пошлая поговорка.
— Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности! — произнёс я решительно и уже без колебаний, входя в комнату, где майор с любопытством рассматривал дорогой фарфоровый сервиз.
Мы смотрели друг на друга. Я хотел увидеть, скорее, даже почувствовать, чего именно мне ожидать от этого человека. Он, наверное, делал то же самое.
— Я присяду? — поинтересовался я и, не дожидаясь разрешения, отодвинул один из светло-серых стульев, стоявших у круглого стола.
— Вы даже не представитесь, красноармеец? — удивленно спросил меня майор госбезопасности. — И не забывайте о субординации!
Последнее упоминание несколько отрезвило, я не стал усугублять и усаживаться. Да, я в форме рядового красноармейца, а передо мной — полновесный майор госбезопасности. Но и я внутренне не чувствовал себя подчиненным, а то, что решил присесть… Так я чувствовал некоторое опустошение, будто из меня ушла часть жизненных сил. Впрочем, постоять некоторое время я всё же в состоянии.