— Я сам из Гомеля, из Белоруссии. В сорок первом году немцы, на моих глазах расстреляли всю семью, — глаза мужчины приобрели смысл, они будто налились кровью, его губы задрожали, но Ласточкин взял себя в руки и продолжил. — Там, в кармане, фотография моей жены, моих деток, моей матери и старика отца. Я живу только для того, чтобы мстить за их смерть, за то, что не смог тогда успеть вызволить их. Не так быстро, как мог, бежал, долго уговаривал своего командира, чтобы помочь моим родным, всё долго…
Мужчина, казалось, на несколько лет разом постарел. Я уже думал, что сейчас слёзы рекой польются с его глаз, но взгляд вновь стал тем пустым, отрешенным. Вот почему меня насторожила энергетика, которая шла от старшины. Та фотография, что у старшины в нагрудном кармане, была наполнена злобой, жаждой убивать, мстить, она содержит в себе и другую энергетику — горе, которое Ласточкину тяжело нести в себе, потому-то он и отключается от всего.
Поняв природу энергии из фотографий, мне стало очевидно, почему Ласточкин здесь. Он и сам был уже пропитан этой злобой, жаждой убивать. Потому, скорее всего, этот старшина в бою превращается в настоящего зверя, который чует опасность, избегает её, но неизменно наносит свой удар, рвёт в клочья всю ту нацистскую мразь, которая столько горя принесла на наши земли.
— Нам, судя по всему, воевать вместе. И что, никто ничего узнать друг о друге не хочет? — спросил я, не встретив понимания, попросил старшину продолжать.
Якут и Игнат, будто отходили от приема наркотиков, были какие-то вялые и растерянные.
— Ласточкин Петр Иванович, бывший сержант осназа, партизанил в Гомельской партизанской бригаде Большевик, арестован немцами в ноябре 1942 года в Гомеле при подготовке диверсии на электростанции. Бежал при пересылке, зимой переходил линию фронта под Воронежем, хотел в Красную Армию. Попал в штрафбат, отправлен на Брянский Фронт при его формировании. Воевал за Гомель, выжил в рукопашной под Караватичами при Гомельско-Речицкой операции. Нас оставалось тогда чуть больше сотни, из трех батальонов, но остановили фланговый удар фрица, не дали окружить наших у города Речицы. Кровью отплатил, вернулся уже военную часть, но в осназ не брали. Потом 1-й Белорусский… — Ласточкин посмотрел на меня. — Я полно о себе рассказал?
— Более чем, — даже немного растерявшись отвечал я.
Помотало же мужика.
Приходил в себя и капитан. Он смотрел виновато, потому и без прерываний, стал рассказывать и о себе.
— Игнатьев Николай Иванович. Дивизионная разведка. Воюю с зимы 1941 года, еще, когда служил в полковой разведке, шестьдесят семь раз ходил за линию фронта, более ста языков привел… Выживаю всегда, а боевых товарищей теряю, — капитал махнул рукой.
— Да, уж… собрали нас со своими историями, — сказал я, поглядывая на Ольгу, но она не хотела откровенничать.
Команда подбирается еще та. Ну, ничего, повоюем, не можем не воевать.
Приближение майора я почувствовал заранее. Уже стало ясно, что я способен запоминать энергетику людей, особенно, если эта самая энергия в них присутствует больше, чем в других людях. Так что теперь, метров за пятнадцать, может чуть больше я всегда почувствую майора, капитана, а также Ольгу. А вот её я бы хотел бы почувствовать гораздо ближе, чем в пятнадцати метрах от себя.
У меня создавалось ощущение, что кроме обильного и сытного питания, у меня ещё одна обязательная потребность — секс. Однако, прислушавшись к себе, я понял, что всё-таки это не так. Просто молодой организм, в котором достаточно простых человеческих эмоций, спровоцированных выделением гормонов, нормальным образом реагирует на красивую женщину.
— Познакомились? — входя в комнату. — Вот личные дела на каждого из вас, что нужно, главное, что вы можете знать друг о друге.
Хотелось ему ответить, что Сенцов может спросить, что и как тут происходило у того своего сотрудника, который за соседней стеной, используя дыру, что прикрывала картина, слушал наш разговор. Причём, это понял я, это почувствовала Ольга, Якут, так и норовили в ту сторону посмотреть и старшина, и капитан. Не сложно догадаться, что здесь собраны те люди, которые обладают некими особенными способностями. И то, что сейчас собирается довести до нашего сведения майор, невозможно выполнить без нашего участия.
— Вы должны помочь взять штурмом башню Дона! — майор начал излагать суть моего первого задания в этом времени.
Башню? Пусть ее. Я не буду перебирать с заданиями, не стану капризным… кем там? Капитаном Евразии? Я стану тем, кто будет выжигать скверну на нашей планете. А Родина — она всегда одна, пусть и носит различные имена. Сейчас это Советский Союз, — всё едино, всё это наше Богом спасаемое Отечество!