А ещё эти шумы в голове. Складывалось такое ощущение, что я борюсь с каким-то паразитом, что проник мне в мозг и мешает мыслить. Между тем, я понимал, что происходит нечто невероятное, абсолютно выбивающееся из понимания человеческой природы.
Гипноз! Наконец-таки уловил ту самую мысль, которая хоть как-то объясняла происходящее. Если бы по долгу своей службы я не встречался с таким явлением, то, возможно, и не смог бы сообразить, так как нечто всё ещё продолжало мешать внятно думать.
— Ты идёшь со мной! — словно внутри огромного колокола, раздавались слова в моей голове.
Голос майора не звучал, он словно полз, растягивался, замедлялся, как и все пространство вокруг. Слова растекались в голове, как чёрная масса, липкая, тягучая. Я посмотрел на офицера комендатуры.
— Това-а-арищ ка-апита-ан, что-о происхо-о-о-ди-ит? — растягивая слова, сумел произнести я.
— Боец, иди с майором! — произнёс офицер комендатуры пусть и словно робот, но четко.
Глаза офицера комендатуры не моргали, взгляд — пустой, мёртвый. Я попытался сказать что-то ещё, но горло перехватило, как будто что-то невидимое сдавило трахею. Передом мной в облике майора не человек.
Это… не человек!
— Нет… — напряжением сил просипел я. — Я не пойду-у!
— Беги-и-ите-е! — продолжал удивлять боец из конвоя, он словно тоже боролся.
Существо со звездами майора на погонах не могло взять под контроль этого молодого парня явно восточной внешности. А ещё я на миг почувствовал в этом парне нечто своё, словно брата или очень близкого друга, с которым мы уже не в одной передряге побывали и помогали друг другу всегда.
Выражение лица у майора можно было бы описать как обескураженное. Он явно удивился и трижды повторил своё требование, обращаясь то ко мне, то к бойцу с раскосыми глазами. Я же трижды существу отказал, а вот боец, видимо, всё же сдался. Я сконцентрировал свой взгляд на существе, ряженом в форму майора. Очертания его лица, плеч, формы офицера, даже оружие — всё начало странно дрожать и смазываться… Будто на только что нарисованный акварелью портрет майора Красной Армии вылили воду, и краски потекли.
Уже скоро передо мной стоял не майор, а невысокого роста щупленький мужчина, в костюме-тройке, абсолютно лысый, глаза у которого светились необычайным огнём. Они были жёлтыми, словно у зверя.
— Ты меня видишь? — на немецком языке спросил меня странный тип.
Этот язык по долгу службы я знал, и не только его, так что понял вопрос.
Враг! Услышав немецкую речь, я твёрдо уверился, что передо мной опасный недружественный… Человек? Почему-то я не хотел его называть человеком. Всё моё естество вопило только об одном: УБИТЬ! УНИЧТОЖИТЬ! СЖЕЧЬ нечестивое существо, чуждое нашему миру!
— Боец, переходишь в подчинение к майору… — безэмоционально талдычил уже в который раз офицер военной комендатуры.
Но я не стану его слушать. Резко перехватываю деревянное цевье винтовки и без особых сложностей выдёргиваю её из рук одного из замерших бойцов, на прицеливание и выстрел времени нет, переворачиваю её и пытаюсь ударить прикладом ксеноса — но его в том месте, куда направлен удар, уже нет.
Мне не нужно было оглядываться, я кожей чувствовал, что существо переместилось мне за спину. Делаю тяжёлый шаг в сторону, мимо меня пролетает, искрясь и ударяясь о брусчатку, будто бы посланный неведомой силы электрошокером заряд. Оживились и мои конвоиры. Офицер комендатуры попробовал подставить мне подножку. Нелепо, медленно, но, если бы мои мысли продолжали быть тягучими и липкими под чужим влиянием, они даже этим примитивным маневром свалили бы меня.
Тем временем, нечисть разорвала дистанцию — вот он направляет на меня переднюю конечность, словно прицеливаясь. Я понимаю, что именно из условной руки электрический заряд и должен исходить. Ещё один шаг, словно через трясину, в сторону, второй шаг. Искры бьют об брусчатку, а камни покрываются трещинами, от булыжников отлетают осколки, которые брызгами летят в стороны, но словно в замедленной съемке. Мелькает мысль, что я перемещаюсь столь стремительно, что, может, мой силуэт бы и не различили, если б кто-либо за этим следил.
— Дай мне уйти! — уже с меньшим напором, словно силёнок у существа осталось не так много, требует некто у меня в голове. — Я не трону тебя, я только хочу выжить!
— Убить! Убить! Убить! — прогоняя чужие мысли, стучит во мне.
Я даже могу этот голос победить, не поддаваться ему. Однако ведь он не призывает меня убить советского офицера или женщину, ребёнка, вот уж тогда я бы сопротивлялся со всей силы. Однако убить врага, чуждое существо — мой долг.