Выбрать главу

Но, а чего хочу я? Семьи? А сколько за последний неполный месяц я был на грани жизни и смерти. И сколько мне будет сопутствовать удача? Вот я снова пришел к тому же вопросу, который ставил перед собой в прошлой жизни. Тогда я так и не обзавёлся семьёй, считая, что буду постоянно подвергаться опасности, подставляя под удар и собственную семью.

— Я хочу ее убить! — сказала Ольга, когда нас привезли на вокзал и мы уже направлялись к своему дому.

— Не всё, что мы хотим, можно делать. Не со всеми, с кем мы хотим, можно оставаться! — философски заметил я.

Настроение было поганым. С одной стороны, терять в бою товарища, даже если ты с ним не был близко знаком, не самое лёгкое чувство. Как это не звучит кощунственно, но к подобным смертям привыкаешь, если они случаются часто. Но я, признаться, отвык уже от смертей сослуживцев.

В прошлой жизни во всех крайних операциях, в которых я участвовал, долгое время получалось без потерь. Ну, а когда узнаёшь, что кого-то всё-таки пристрелили на задании, а этот человек тебе знаком только шапочно, то эти эмоции слабее, чем если бы человека убили в бою, когда ты мог его спасти.

Но не только смерть Вороного меня заставила испытать некую апатию. Всё вокруг стало казаться, словно унылым, по принуждению, даже слишком жёстким и жестоким. Прошла у меня та, я бы даже сказал, эйфория, когда всё вокруг нравилось, я видел во всём только лишь хорошее. Возможно, история Лиды меня несколько расстроила, а, может быть, и в большей степени даже огорчила. Она говорила о том, что тот безногий боец, еще два года назад взял ее силой, став первым мужчиной Лиды.

История Ольги, на самом деле, намного трагичнее, но она меня так не впечатлила. Не знаю, почему именно, возможно, где-то из-за интонации или степени тоски, которые слышались в словах Лиды. И не хочу я в этом разбираться. Устал, причем эту усталость едой не исправить.

— Пойдем, я хочу быть с тобой! — нетерпеливо сказала Ольга.

Она взяла меня за руку и потащила в комнату. Но как раз-таки сейчас у меня никакого желания заниматься сексом не было. Накатила русская хандра. А что делает русский человек, когда на него накатывает хандра? Правильно, он накатывает что-то покрепче!

Я зашёл в комнату, взял две бутылки, причём, одну водки, вторую коньяка, сразу четыре банки тушёнки, две буханки хлеба.

— Ты куда? — спросила Ольга, начиная уже раздеваться и игриво посматривать на кровать.

— Я должен тебе отчитываться? — грубо отвечал я.

— Нет, — растерянно отвечала Ольга.

— Считай, что мы начинаем новый эксперимент. Два дня я не буду к тебе приставать и спасть раздельно. Кинь одно одеяло на пол! — сказал я, взяв закуску и выпивку, вышел в коридор.

Уже здесь я и услышал про то, что кто-то там «сука», и что она меня отвадила. Говорила Ольга, наверняка, о Лиде. А ещё суккуба попыталась распространить свою ауру, но с этим я уже научился бороться без каких-либо существенных усилий. Тут как бы не задела кого из соседей.

Я подошёл к одной из комнат, постучал. Дверь мне открыла, но далего не сразу, дородная, растрёпанная, запыхавшаяся женщина.

— Чего вам? — недовольным тоном спросила она. — Может люди занятыя. Не только всё вам кричать да стучать?

— Петра позови! — строго сказал я.

Женщина фыркнула, стрельнула недовольным взглядом, но всё же пошла звать мужа, при этом закрыв перед моим лицом дверь.

Понятно, что и как у них происходит. Мы с Ольгой внесли в эту коммунальную квартиру немало любви и страсти. Видимо, жёны терроризируют своих мужей на предмет исполнения супружеских обязанностей, так как завидуют нашему с Ольгой регулярному сексу. И я сейчас помешал.

А что? Может на гражданке мы с Олей можем участвовать в какой-нибудь программе по улучшению демографии в стране? Будем ездить по таким коммуналкам, да «нарабатывать аппетиты» к занятию любовью у советских граждан.

— Чего тебе, капитан? — заговорщицки спрашивал Пётр, после перешел на шепот и боязливо спросил. — Может, скажешь, что я тебе для чего-нибудь сгодился? Спасай, мочи более нет моей!

Впервые, после боя в лесу, я улыбнулся. Получалось, что я сейчас мужика спасаю от исполнения обязанностей, которые для него будто невыносимая трудовая повинность.

— Составь компанию! Хочу выпить! — сказал я, указывая на две бутылки, стоявшие прислонёнными к стене.

— А что так? Есть о чём грустить или с чего веселиться? — резко оживился Пётр.