Повстречались однажды Небо и Земля, и полюбило Небо Землю без памяти.
— Кто ты? — спросило Небо.
— Ойлиха мое имя, — ответила Земля, смутившись. — А тебя как звать?
— Ижат, — гордо и громогласно отвечало Небо. — Прекраснейшая Ойлиха, будь моей. Нет в этом мире никого, кроме нас. Никто, кроме нас, не сотворит великого. Клянусь, буду я тебе лучшим мужем.
Согласилась Ойлиха, и захотело Небо обнять любимую, но не успело и коснуться ее, как Земля закричала от боли. А все потому, что холоден был Ижат и не было в нем тепла. Ушло тогда Небо, не желая причинять зло своей любимой. Умирало оно от любви своей тысячи раз и столько же снова оживало.
Страдала Земля от разлуки с любимым и от боли, что он причинил ей. Горько плакала Земля, и слезы ее превратились в звезды.
Решило Небо найти способ согреть свои морозные руки, чтобы тепло это и Земле передать. Долго думало Небо и, наконец, создало солнце. И осветило солнце тьму вокруг, и согревало оно своим теплом всякого, кто к нему приближался.
Отправилось тогда Небо на поиски своей возлюбленной и нашло. Подарил Ижат невесте своей Ойлихе солнце, и слились они воедино, теплом и светом согретые. Создали они жизнь. Так и стала Земля матерью сущего, а Небо — великим отцом. Стали тогда звезды озарять путь всем заблудшим, чтобы нашли они дорогу к тем, кого жаждут их сердца. А солнце до сих пор дарит тепло всем земным тварям.
Родилось у них много детей. Счастливы были супруги, да только радость скоро сменилась болью. Жили их дети долго, и у детей этих стали появляться свои дети, пока не сделалось их столько, что Земле совсем невмоготу стало их на себе носить. Старалось Небо помочь, но не получалось у него облегчить страдания любимой. Не могло оно забрать детей к себе, ведь тела их оказались слишком привязаны к матери.
Горевал Ижат, и горечь его сотворила Яйцо, что ныне Луной зовут, и родился тогда Йыл-Йанаш, что Временем прозвали. Живым Йыл-Йанашем отныне назовут время, пока тот на земле с Ойлихой, когда все цветет и живет, а Мертвым — то, что проводит он с отцом Ижатом, поэтому на земле холодно.
Сотворил затем Ижат крылатых Улеуков и стал отмерять каждому живому свой срок. В назначенный час ангелы смерти Улеуки провожают рух от Ижата на Землю, а по прошествии отведенного времени возвращают отцу — своему создателю. Но первые дети отказались подчиниться, чем вызвали гнев Ижата. Тот хотел их умертвить так, что даже права на перерождение не останется. Тогда Ойлиха спрятала их в Теневом каганате. Остальные же подчинились воле Неба.
Успокоилась Ойлиха, и страданиям ее пришел конец. Ведь отныне бессмертный рух покидает ее, вместе с ним уходят и беды его, а возвращается он чистый и невинный. Жисем же, что зовут телом, навеки остается с матерью, и вдыхает она в него другую жизнь.
— Никогда бы не подумала, что мой брат — искусный сказитель, — тихо хихикнула Лейла, чтобы не потревожить Бишак, мирно сопевшую с того мига, как начался рассказ об Йыл-Йанаше.
— Никому не говори, — нарочито сурово ответил Кайту.
Так легко ему было только в присутствии сестры, брата и племянницы. Утративший покой после исчезновения любимой жены Айгуль, Досточтимый хан искал тепло в родных.
— Хан, расскажи про Улус-батыра!
— Расскажу, Багир, расскажу. Только давай отнесем Бишак в постель, пусть спит мирно.
Багир явно не обрадовался, но перечить не стал. Кайту бережно поднял племянницу и понес в юрту Юнуса и Лейлы. Уложив малышку на застеленный сундук, Кайту позволил себе еще немного полюбоваться ею. Та была невозможно похожа на свою мать: прекрасное смуглое личико, алые губы, румяные щеки, а под плотно сжатыми веками скрывались чудесные карие глаза. Когда он вернулся к себе, Багир уже сонно тер глаза и явно боролся с желанием лечь. Кайту коварно подтолкнул к нему подушку и начал говорить медленно и напевно:
— Давным-давно, когда еще не было семи племен и тем более не было каганата, жили старые бабушка и дедушка. Они были больны и бедны, но им не повезло жить среди злых людей. Их единственный сын пал, защищая свой народ, и остались они одни. Как-то холодной ночью дедушка сильно заболел…
Хан умолк, посмотрел на сопящего брата и поднялся уже перенести его, как тот открыл сонные глаза.