— Вот.
Он снял свой платок и заботливо обернул вокруг шеи Амелии, да так сильно, что та сдавленно кашлянула, но смущение не позволило сообщить о том, что новый друг что-то сделал не так.
— Простите. Клянусь, душить вас я не собирался. — Он слабо улыбнулся.
— Вы ведь замерзнете, — клацая зубами, выдавила Амелия.
— Не замерзну. Как вы говорите? Я засоленный.
— Закаленный?
— Именно! — просиял Александр. — Пойдемте, в такую погоду нечего блуждать по улице. — И взяв Амелию за руку, двинулся вперед.
Когда они, вдосталь навоевавшись с сугробами, появились в трапезной, то привлекли всеобщее внимание: выглядели они словно две снежные бабы и так же таяли на глазах под натиском жара растопленного камина.
В отблесках десятков свечей под вой ветра за окном трапезная казалась как никогда уютной. За круглым столом в углу восседала выделяющаяся из толпы девица. Ее белые, сияющие волосы отчасти были заплетены в затейливые косички, собранные на затылке, отчасти оставались распущенными. Алый бархатный сарафан, подпоясанный под грудью, с горем пополам скрывал неестественную худобу. Княжна Анастасия походила бы на сказочную царевну, не имей она болезненного вида простолюдинки.
В помещении пахло дымом сосновых и березовых поленьев, мясным жарким и травяными отварами. Под тихие разговоры заполнивших трапезную людей, желавших переждать непогоду в тепле, весело потрескивали дрова. В глубине зала расположился музыкант, он ласкал полукруглый струнный инструмент, расписанный завитушками, — ябудейку — и извлекал из него ритмичные мелодии.
Скинув с себя уличные одежды, Амелия в сопровождении нового друга прошествовала к столу и уселась напротив княжны.
— Доброго вечера! Александр, — поклонившись, представился он Ане.
— Анастасия, — откликнулась та.
— Рад знакомству!
— Взаимно.
Ана замолчала, ожидая, что гость удалится за свободный стол. Однако Александр не торопился, лишь выжидающе стоял подле них, не решаясь переступить через воспитание и присесть без приглашения.
Амелия не могла выдавить из себя ни звука, только залилась краской до самых ушей и сделала вид, что сосредоточена на изучении узора на скатерти. Впрочем, румянец остался незамеченным: щеки ее и без того были алыми от холода.
— Должно быть, я вторгся, — неловко проговорил Александр, особенно тщательно подбирая слова и останавливаясь на совсем уж неуместных и оттого забавных. — Прошу простить мне мою беспечность. Пожалуй, поищу, где присесть. — Александр натянуто улыбнулся, пытаясь скрыть смущение.
Испуганная Амелия подняла на подругу умоляющие глаза.
— Нет, это вы простите, — вздохнула Ана, однозначно истолковав этот взгляд, и постаралась спрятать раздражение и стыд за улыбкой, борясь с дурацким желанием прикрыть рукой лицо. — Прошу, присядьте с нами.
Амелия едва слышно выдохнула. На ее счастье, в это время хозяйка подала жаркое, а потому девица, спешно вытащив свою изящную ложку, принялась есть, упорно стараясь делать вид, что не замечает ничего необычного в происходящем.
— Не знала, что нас будет больше. Я просила лишь два блюда, — пододвигая к себе тарелку, бросила Ана.
— Чего подать? — У стола выросла тучная хозяйка.
— Не беспокойтесь. Я все равно не смог бы это съесть, — сообщил Александр. — Имеется ли у вас что-то овощное?
— Так это, все есть. Мясное жаркое, холодное, горячее, на огне, в тазу, травы…
— А без мяса найдется?
— Найдется. Овощную похлебку будете? Только, кроме репы и моркови, ничегой-то там нет. Обычно к мясу такое берут…
— Одну тарелку. Спасибо!
Одарив его озабоченным взглядом, хозяйка удалилась, а Александр, почувствовав необходимость объясниться, пробормотал:
— Видите ли, мне нельзя… Я от него… задыхаюсь.
— Ясно. — Ана задумчиво поводила ложкой по блюду.
В остальном ужин прошел тихо. Струнник завел какую-то печальную балладу, и княжна явно больше наслаждалась музыкой, чем жаждала светских бесед. Молчание нарушалось лишь редкими вопросами Александра о местных обычаях и ответами Анастасии как бывалого знатока. Хотя Амелия вовсе не подавала признаков жизни, Александр то и дело посматривал в ее сторону, иной раз не находя в себе сил отвести взгляд.
Ветер за окном утих, оставив за собой кромешную тьму и заметенные дороги. Стук деревянных лопат свидетельствовал о том, что метельщики уже принялись за расчистку сугробов: им предстояло отрыть дороги до постоялого двора и господских домов, а остальное местные уберут утром.