К счастью, Торин вскоре свернул свое повествование, и придворные облегченно зашевелились, явно надеясь на скорое окончание этого фарса. Даже королева Родригия, видимо разбуженная прекращением монотонного бормотания, изволила поднять голову и воззриться на моего подопечного так, словно силилась вспомнить, что этот благороднорожденный здесь делает. Надо признать, память ее величество не подвела:
— Значит, вы признаете, что нарушили королевский указ?
Торин скорбно опустил голову. Попробуй тут не признай!
— А вы знаете, что неподчинение королевской воле карается смертью? — продолжала сладко ворковать Родригия, всем своим видом показывая, как огорчена и раздосадована таким пренебрежительным отношением подданных к воле ее венценосного супруга.
Судя по тому, как побелел Торин — он этого не знал. Или просто не давал себе труда задуматься. Или считал, что к благороднорожденным это не относится. Или со свойственным ему легкомыслием надеялся, что его пронесет.
— Надо бы вас казнить, ой, надо, — тем временем как бы сама с собой рассуждала королева, явно наслаждаясь испугом стоящего перед ней графа. Ее некрасивое лицо, освещенное искренней удовлетворенной улыбкой, заметно оживилось и сделалось почти хорошеньким, — Но королевская кровь — не вода. Так просто проливать ее нельзя. Вот что, благородный лорд: ваш проступок, конечно, значителен и серьезен. Но правители никогда не забывают тех, кто служит им верой и правдой. Поелику ваш отец зарекомендовал себя как славный воин и преданный слуга нынешней правящей династии, да и вы тоже стараетесь соответствовать семейной традиции, то, я думаю, наказание, назначенное вам, будет похоже скорее на вознаграждение. — Родригия на мгновение умолкла, тонко улыбнулась, что сделало ее похожей на гадюку, заглатывающую мышонка, потом тщательно выверенным движением, которое ей самой наверняка казалось грациозным и изящным, а на самом деле было манерным, поправила прическу и продолжила: — Повелеваю вам принять участие в рыцарском турнире, что состоится через два дня. Думаю, столь мягкая кара пойдет вам на пользу, но ни в коей мере не сподвигнет на дальнейшее нарушение королевских указов.
Его величество Лиард Третий рассеянно шмыгнул носом, подтверждая правоту супруги. Судя по его виду, королю было глубоко наплевать на все нарушения и неподчинения его приказам. И без того индифферентный и равнодушный ко всему, при своей экспрессивной жене он и вовсе превратился в кусок мягкой глины, послушно принимающей любые угодные окружающим формы.
Несмотря на сладкоречивые напевы Родригии, Торин в восторг от пожалованного ему наказания отнюдь не пришел. Скорее наоборот — впал в неописуемый ужас. Казалось, еще секунда — и аристократенок сам запросится на плаху, лишь бы не принимать участия в том безобразии, что именуется ежегодным рыцарским турниром.
Я его понимала. Да еще как! Самой мне на ристалище, разумеется, выходить не случалось, не тот у меня пол да социальный статус, чтобы в доспехах перед зрителями красоваться. Но вот участников видеть доводилось, и я готова поклясться своей Тьмой, что беднягам, проигравшим в поединках, не позавидуешь. Правилами вполне разрешалось добивать или калечить их, да так, что никакой маг не поможет потом на ноги встать.
Увы, кому-кому, а королю да королеве свое негодование высказать не получится, ибо у них разговор короток: не устраивает что-то — на виселицу. Или на плаху, что почетнее и солиднее. Моему подопечному пришлось кланяться и благодарить. Родригия милостиво кивнула, брезгливо понюхала надушенный платочек и махнула им, явно приглашая Торина выйти вон. Что тот и сделал с превеликой готовностью.
7
— Дурак… Ой, дурак! — Гнев наемнице шел, да еще как: щеки под слоем пудры раскраснелись, грешные карие глаза загорелись диким подспудным огнем, обычно надменно-на- смешливый голос хлестал, как боевой кнут, а демон, чувствуя эмоции своей хозяйки, подпрыгивала у нее на плечах так, словно собиралась пуститься вприсядку. Карету с Лорранским и его телохранительницей время от времени подбрасывало на ухабах, и тогда Тень принималась браниться еще ожесточеннее и образнее, словно черпая в толчках и тряске вдохновение, необходимое для поношения всего мира подлунного, — Ты хоть понимаешь, что… О боги! За что мне это? Вы все знаете, вам из мира надлунного все видно! Ну неужели я заслужила столь тяжкое наказание?!