– Но позволения я не даю, дитя мое. Садись и ешь. – С этими словами он сел сам, поигрывая лорнетом.
Чуть поколебавшись, мальчик подошел к столику и подождал, пока Хью не отрезал ему ножку курицы. Затем Хью вернулся к камину.
– Джастин, ты помешался? —осведомился Хью с легкой улыбкой.
– Нет, насколько мне известно.
– Тогда почему ты так поступил? Для чего человеку вроде тебя может быть нужен юнец, совсем еще ребенок?
– Я подумал, что это может оказаться забавным. Как тебе, бесспорно, известно, меня замучил сплин. С Луизой мне невыносимо скучно. И вот небеса посылают мне развлечение. – Он указал белой холеной рукой на изголодавшегося мальчика.
Давенант нахмурился.
– Но ты же не собираешься усыновить этого мальчугана?
– Это он… э… усыновил меня.
– Ты намерен воспитывать его как собственного сына? – недоверчиво спросил Хью.
Брови герцога поднялись с некоторым высокомерием.
– Мой милый Хью! Уличного оборвыша? Он будет моим пажом.
– И что же интересного ты в этом найдешь?
Джастин улыбнулся и посмотрел на мальчика.
– Вот именно – что? – сказал он негромко.
– У тебя есть какая-то особая причина?
– Как ты проницательно заметил, Хью, у меня есть особая причина.
Давенант пожал плечами и замолчал. Он продолжал смотреть на мальчика, который вскоре встал из-за стола и подошел к герцогу.
– С разрешения вашей милости, я поел.
Эйвон поднес лорнет к глазам.
– Да? – произнес он.
Внезапно мальчик упал на колени и, к удивлению Давенанта, поцеловал герцогу руку.
– Да, ваша милость. Благодарю вас.
Эйвон высвободил руку, но мальчик не встал с колен, глядя снизу вверх на красивое лицо над собой смиренными глазами. Герцог взял щепотку табака.
– Мое почтенное дитя, вон сидит человек, которого тебе следует благодарить. – Он указал на Давенанта. – Мне бы и в голову не пришло накормить тебя.
– Я… я поблагодарил вас за то, что вы спасли меня от Жана, ваша милость, – сказал мальчик.
– Тебе уготован худший удел, – заметил repцог сардонично. – Теперь ты принадлежишь мне. Телом и душой.
– Да, ваша милость. Раз вам так угодно, – прошептал мальчик и бросил на герцога восхищенный взгляд из-под длинных ресниц.
Узкие губы чуть изогнулись.
– Ты находишь такую судьбу приятной?
– Да, ваша милость. Я… я буду рад служить вам.
– Но ведь ты меня плохо знаешь, – сказал Джастин со смешком. – Я же бесчеловечный хозяин, э, Хью?
– Ты не тот человек, чтобы заботиться о ребенке его возраста.
– Совершенно верно. Отдать его тебе?
К широкому обшлагу его кафтана прикоснулись дрожащие пальцы.
– Ваша милость…
Джастин посмотрел на своего друга.
– Пожалуй, нет, Хью. Так забавно и… э… так ново выглядеть позолоченным святым в глазах… э… неоперившегося невинного птенчика. Я оставлю его себе, пока это будет меня развлекать. Как тебя зовут, дитя мое?
– Леон, ваша милость.
– Такое восхитительно короткое имя! – И вновь ровный тон герцога, казалось, как всегда, таил в себе сарказм. – Леон. Не больше и не меньше. Вопрос заключается в том – и Хью, несомненно, знает ответ, – что делать с Леоном дальше?
– Уложить его спать, – сказал Давенант.
– О, конечно… и ванна с горячей водой, как ты считаешь?
– Непременно.
– А, да! – вздохнул герцог и позвонил в колокольчик у него под рукой.
Вошел лакей и глубоко поклонился.
– Что угодно вашей светлости?
– Пошли ко мне Уокера, – сказал Джастин. Лакей исчез, и вскоре в библиотеку вошел чопорный седой мужчина.
– Уокер! Мне надо было вам что-то сказать… А, да, вспомнил! Уокер, вы видите это дитя?
Уокер взглянул на коленопреклоненного мальчика.
– Вижу, ваша светлость.
– Он видит… Великолепно, – пробормотал герцог. – Его, Уокер, зовут Леон. Попытайтесь удержать это в памяти.
– Всенепременно, ваша светлость.
– Ему требуются некоторые вещи, и в первую очередь ванна.
– Слушаю, ваша светлость.
– Во-вторых, постель.
– Да, ваша светлость.
– В-третьих, ночная рубашка.
– Да, ваша светлость.
– В-четвертых и в-последних, одежда. Черная.
– Черная, ваша светлость.
– Строго, траурно черная, как подобает моему пажу. Вы снабдите его указанным. Полагаю, задача эта вам по плечу. Уведите это дитя, покажите ему ванну, постель, дайте ночную рубашку. А затем оставьте его одного.
– Слушаюсь, ваша светлость.
– А ты, Леон, встань. Иди с достопочтенным Уокером. Я позову тебя утром.
Леон поднялся на ноги и поклонился.
– Да, монсеньор. И благодарю вас.
– Прошу, не благодари меня больше. – Герцог зевнул. – Меня это утомляет.
Он проводил Леона взглядом, а затем обернулся к Давенанту.
Хью посмотрел ему прямо в глаза.
– Что все это означает, Аластейр? Герцог закинул ногу за ногу и сказал, покачивая ступней:
– Да, что? Я думал, ты мне объяснишь, – добавил он любезно. – Ты всегда такой всезнающий, мой милый.
– Я знаю, ты что-то задумал, – ответил Хью категорично. – Мы слишком давно знакомы, чтобы я мог в этом усомниться. Зачем тебе этот мальчик?
– Ты порой бываешь таким настойчивым! – пожаловался герцог. – И особенно когда становишься сурово-добродетельным. Прошу, избавь меня от нотаций.
– Я не собираюсь читать тебе наставления. Скажу только, что ты не можешь сделать этого ребенка своим пажом.
– Только подумать! – протянул Джастин, задумчиво созерцая огонь.
– Во-первых, он благородного происхождения. Об этом свидетельствует его манера говорить, а также маленькие изящные руки и ноги. А во-вторых, его глаза светятся невинностью.
– Какая жалость!
– Да, будет очень жаль, если эта невинность исчезнет… из-за тебя, – сказал Хью, и в его обычно мягком голосе прозвучала суровость.
– Ты всегда так любезен! – прожурчал герцог.
– Если тобой руководят добрые намерения…
– Хью! Дорогой мой, я думал, ты меня знаешь.
Тут Давенант улыбнулся.
– Джастин, ради нашей дружбы, ты не отдашь мне Леона и не поищешь другого пажа?
– Я не люблю разочаровывать тебя, Хью, и всегда, когда это в моих силах, стараюсь оправдывать твои ожидания. А потому я оставлю Леона у себя. И Невинность будет следовать за Злом – как видишь, я тебя предвосхитил, – облаченная в строгий черный цвет.
– Но зачем он тебе понадобился? Хоть это объясни мне.
– У него тициановские волосы, – невозмутимо ответил Джастин. – А тициановские волосы всегда были одной… из моих… правящих страстей. – Карие глаза на мгновение блеснули, и сразу же тяжелые веки полуопустились. – Я уверен, ты согласишься со мной.
Хью встал, подошел к столу, налил себе бургундского и минуту-другую стоял, молча прихлебывая вино.
– Где ты был сегодня вечером? – спросил он наконец.
– Я, право, забыл. Если не ошибаюсь, сначала я отправился к де Туронну. Да, я вспомнил теперь. Я выиграл. Странно!
– Почему странно? – осведомился Хью. Джастин сощелкнул пылинку табака с широкого обшлага.
– Потому что, Хью, не в такие уж давние дни, когда… э… всем было известно, что благородный род Аластейров находится на грани разорения… да, Хью, даже когда я был настолько безумен, что надеялся вступить в брак с нынешней… э… леди Меривейл, я всегда проигрывал.
– Я видел, Джастин, как за один вечер ты выигрывал тысячи.
– И как проигрывал их на следующий же вечер. Затем, если помнишь, я уехал с тобой в… куда же это мы направились? Ах да! В Рим. Конечно же!
– Я помню.
Тонкие губы иронически изогнулись.
– Да. Я был… э… отвергнутым влюбленным с разбитым сердцем. По правилам мне следовало бы пустить себе пулю в лоб. Но возраст трагедий для меня уже миновал. Вместо этого я – со временем – отправился в Вену. И выиграл. Вот награда за порок, мой милый Хью.