— Просто хотел знать, — Росси придвинулся, улыбнулся чарующе, и его глаза странно сверкнули. — Вы теперь вернётесь в Англию?
— Да, конечно, а куда мне ещё?.. — я не могла даже отвернуться, и это действительно пугало.
— Может, вам достаточно понравилось здесь, чтобы остаться? — голос синьора Росси гулко отдавался в голове, казалось, проникал в самую душу, заставлял подчиняться себе. — Разве нет, леди Деверё? — он наклонился совсем близко к моему лицу, провёл ладонью по щеке. — Ответьте же, не бойтесь…
Я не буду рассказывать в подробностях, что произошло дальше, потому что это низко и достаточно пошло, потому что это ужасно меня компрометирует, потому что я до сих пор этого стыжусь и чувствую себя страшно опозоренной. Мне нельзя было сдаваться, мне следовало бороться, может, умереть, но не допустить того, что потом случилось. Я изменила мужу, не успев даже похоронить его, и, пусть это и произошло не по моей воле, мне по сей день очень не по себе.
Вы спросите, как такое могло случиться, и вы будете правы, но мне нечем даже оправдаться. Я не знаю. Признаться, я даже не помню толком, что было, могу лишь сказать: боли — что странно! — не чувствовала вовсе, а о прочем никому знать не стоит. Пусть это останется между мной и Господом Богом. Все тридцать лет я считаю этот случай происками дьявола, и дьяволом являлся тот, кто вселился в тело несчастного Росси и овладел его разумом: около полудня профессор вскрыл очередной могильник и там нашёл мёртвого Джакомо. Ему тоже свернули шею.
Я, конечно, никогда про всё это не рассказывала, а гибель Джема и Росси посчитали случайностью: виданное ли дело ходить по крутым склонам, старым развалинам и не упасть? Полиция в городе, вероятно, думала так же, во всяком случае, Джон не возвращался, и в деревне всё было по-прежнему. «Пусть, — говорила себе я. — Пусть это останется всего лишь неудачным падением, пусть это останется непредвиденной трагедией, так будет легче, нежели жить с пониманием того, что мы сами разбудили зло».
А через пару дней и впрямь объявился Вудвилл, забрал меня из этого проклятого места, забрал Нэнси, и мы уехали, а через неделю уже были в Англии. Мы старались не вспоминать ни о чём, что произошло в страшном местечке Памуккале, а родственникам на похоронах говорили, что всякое может случиться, а человек смертен. С Верцоне и его коллегами Джон поддерживал какую-никакую переписку, но вскоре и она прервалась: профессор умер от инсульта, синьор Манчини попал под колёса автомобиля, а Лучиано покончил с собой через несколько лет после гибели отца. Мы с Джоном никогда не обсуждали это, но оба знали: разбуженные тени Иераполиса мстили за то, что их покой потревожили.
Хочу признаться, дорогой читатель, и ещё кое в чём. Уже через месяц после смерти Джереми я поняла, что ношу под сердцем ребёнка. Я рассказала об этом Вудвиллу, жившему в то время со мной: он боялся, что в одиночестве я сойду с ума. Джон внимательно посмотрел на меня, слабо улыбнулся.
— Это наш Джерри не пожелал оставлять тебя одну. Видно, знал что-то… — сказал он ласково. — Ну, крёстным позовёшь?
Весной я родила сына. Мы назвали его Рене, и ближе у меня никого никогда не было, хотя кое-что я знала наверняка… Впрочем, я об этом не стану писать, ведь… Неважно. Я же говорю вам, каждая леди имеет свои тайны.
На этом я закончу историю. Вы можете верить, можете посмеяться и забыть, а можете написать обо мне роман: я и сама когда-то хотела, но решила, что не стану выносить подобное за стены дома и собственного сознания — не пристало.
Под сим подписываюсь я, леди Элизабет Анна Деверё, седьмого декабря тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.
***
Леди Деверё отложила тетрадь, прислушалась: потрескивали дрова в камине, сзади кто-то подошёл, остановился почти у самого кресла.
— Рене, мальчик мой, — Элизабет не оборачивалась: она не могла не узнать шаги сына. — Я ведь обо всём догадалась… Догадалась ещё тогда, когда ты даже не родился, мой милый, — слабо улыбнулась, заметив тень над собой. — Это было просто, я ведь запомнила то, что увидела в могильнике в то недоброе утро, поняла, что не так с Росси, да, тем самым вечером… — вздрогнула, когда тень приблизилась. — Да только зачем он… Поглумиться? Просто так? Ведь мёртвым… Впрочем, неважно, — немного помолчала. — Подожди, — попросила. — Я знаю, что ты хочешь сделать, и прощаю тебе это, — выпрямилась, глубоко вздохнула. — Я люблю тебя, Рене.
В тот же миг в наступившей тишине раздался хруст, и леди Деверё обмякла в кресле, сползла вниз, её легко подтолкнули, и тело упало на ковёр.