Я подумал: «А “Солнечный удар” тоже начался с того, что было?». Но не спросил ее об этом. Ведь она была его женою.
Так разговаривая, мы вышли на дорогу и я, распрощавшись с ними, поехал дальше.
На следующий день я добрался до знакомого места — городка St. Marguerite. И там я нашел подходящий дом — трехэтажную виллу, стоявшую немного отступя от моря. Договорившись о цене, я снял ее и дал задаток хозяйке, почтенной даме средних лет.
Вернувшись в Ниццу и отпустив сестру милосердия, мы вчетвером — Мария Дмитриевна, я, Татьяна Яковлевна и ее пятилетний сын — перебрались в городок St. Marguerite.
Кроме квартиры во втором этаже из нескольких комнат, я снял еще комнатушку в третьем. В ней ничего не было, кроме шкафа и столика. Мне эта комнатка была нужна для работы, где бы я мог уединиться, так как собирался писать книгу, которая получила название «Три столицы». Мне нужен был покой, чтобы писать.
Расскажу о маленьком эпизоде, происшедшем здесь. В том году ласточки, в том числе и большие, называемые стрижами, прилетели вовремя. Но не вовремя резко упала температура. Не стало ни мошек, ни комаров, и птицы стали падать от голода. Все же они старались не падать на землю, потому что ласточка с земли взлететь не может. Два стрижа упали и схватились лапками за выступ стены около моей комнатки. Видя их в беде, я сообразил, что прежде всего их надо согреть. Поэтому я снял их с выступа, чему они не противились, и засунул в шкаф, в котором было несколько полок. Там было гораздо теплее. Они переночевали в шкафу, а днем я бросил их в воздух. Они полетели. А тут, вдруг, потеплело и они были спасены.
После этого случая я всегда с охотой приходил в свою комнатушку и строчил «Три столицы».
Внизу, во втором этаже, жили мы пока что вчетвером, и Татьяна заделалась заправской кухаркой. Она каждый день ходила на базар, находившийся на городской площади. Площадь, примыкавшая одной стороной к морю, была необычайно красивою. На ней росли толстые платаны с пятиконечными листьями, как у клена, но другой окраски. Ветви этих платанов росли горизонтально и покрывали всю площадь солнечными пятнами.
На базаре Татьяна закупала все необходимое для обеда и покупки складывала в большую плетеную корзину. Я любил ее сопровождать. Кроме платанов, мне нравились тамошние молодые француженки, тоже приходившие на площадь. Так как они встречались нам каждый раз, я дал этим молодым дамам номера для простоты объяснений и говорил Бойчевской: «Вот моя любовь номер один… вот два… а как вам третий номер?» — и далее выделял их характерные особенности.
Два первых номера были ею одобрены, а третий нет. У этой девушки был, как говорили, тип mauresque (мореск). В этих местах когда-то проживали и мавры, оставив после себя потомство. Эта девочка имела явственно выраженные внешние черты мавританки: очень сильный, оливково-золотой загар и губы, как у сфинкса.
Красавица Бойчевская была урожденная Ратмирова.
Так в опере «Руслан и Людмила» поет Людмила какому-то восточному князю Ратмиру.
— У вас дурной вкус, — заметила Яковлевна по поводу третьего номера и неожиданно прибавила: —Дайте, пожалуйста, еще денег, у меня не хватило.
— У меня с собой больше нет денег.
— Забыли?
— Нет, я все деньги отдаю Марии Дмитриевне.
Она посмотрела на меня презрительно и сказала:
— Вы недотепа. Разве можно все деньги отдавать жене?
У нее с Бойчевским были другие отношения — она все деньги отдавала мужу.
А в общем она все-таки была очаровательной женщиной. В особенности, когда пела. В нашей квартире был хозяйский рояль. Я аккомпанировал ей иногда с нот, иногда без них. Она пела, особенно трогательно-прекрасно у нее получалось:
Окна бывали раскрыты, и хозяйка виллы слушала это пение и очень хвалила Татьяну. Хорошо ли она пела? Как когда. Когда бывали гости, она почему-то робела и начинала фальшивить, выходило плохо. Но когда слушала хозяйка, она не робела, зная, что той нравится ее пение, а из посторонних ее никто не слышит. Она заблуждалась. Вилла стояла довольно высоко, и голос ее был слышен и под платанами на площади, и дальше, у моря. Но она этого не знала.
Готовила она хорошо и как-то между прочим, успевая делать массу других дел по хозяйству. Тяп-ляп — и обед готов. Позже, когда появились всяческие ягоды, она подавала на десерт кушанье, называвшееся «пища богов». Тут были клубника, бананы, абрикосы или персики и вино, хорошее белое вино. Это, несомненно, было вкусно.