Затем, сообщалось в газете, этот претендент на российский престол выехал к своей сестре в Германию, где Кира Кирилловна проживала со своим мужем, будущим главою дома Гогенцоллернов. И, прибавляла газета, в Берлине Владимир Кириллович был принят очень холодно…
Это было в октябре 1916 года. В это время я на короткое время приехал в Киев из Петрограда. Вернувшись как-то из города домой, я узнал от нашего лакея Викентия, что «приезжали какие-то генералы, оставили записку». Текст гласил: «Был у Вас. Хочу Вас видеть. Николай Михайлович».
С некоторого времени я знал многих генералов, но не знал ни одного, который бы подписывался без фамилии. Это меня несколько озадачило. В это время зазвонил телефон, я снял трубку.
— Говорит адъютант великого князя Николая Михайловича. Его Высочество остановился в вагоне на вокзале, на путях.
Я сказал:
— Сейчас приеду.
На вокзале мне указали вагон, отодвинутый на запасные пути. Никакой охраны не было.
Великий князь принял меня в обыкновенном купе. После обмена приветствиями он сказал:
— Я приехал в Киев повидаться с императрицей Марией Федоровной. По дороге, в киоске, я увидел вашу книгу «Приключения князя Воронецкого»23. Прочел, я ведь историк. Интересно. Откуда вы взяли документы?
— Из Архива Юго-Западной Руси.
— Комиссия Юзефовича?24
— Так точно, Ваше Высочество.
Держал он себя в высшей степени просто, одет был в обыкновенную полевую генеральскую форму. Адъютант вышел в соседнее купе, и тогда великий князь сказал мне примерно следующее:
— Императрица Мария Федоровна живет здесь. Она не ладит со своей невесткой.
Он помедлил, затем спросил:
— Вы, наверное, знаете, почему.
— Я слышал, что вдовствующая императрица ценила Столыпина, а ее величество Александра Федоровна, по-видимому, его недолюбливала.
— Вы правы. Эта рознь продолжается, и она, конечно, не доведет до добра.
Адъютант вошел в купе, великий князь встал и сказал:
— Был рад с вами познакомиться. До свидания.
Я откланялся и покинул вагон.
Вскоре я вернулся в Петроград. Седьмого ноября член Государственной Думы Николай Николаевич Львов сказал мне, что назавтра мы оба приглашены к великому князю Николаю Михайловичу.
На следующий день мы приехали во дворец великого князя на Дворцовой набережной. Дворец как все дворцы, с мраморной лестницей, кабинет же его хозяина, в котором он проводил в основном свое время, — и работал, и принимал гостей, и даже иногда завтракал, — кабинет был и величественен, и уютен. Величественен потому, что на стенах были развешаны портреты императоров. Уютен потому, что в нем были мягкие ковры, мягкие кресла, а главное, что сам великий князь Николай Михайлович был уютным человеком.
Он усадил нас с Николаем Николаевичем и заговорил:
— Я просил вас, господа, приехать, потому что хочу ознакомить с одним документом…
Горел камин, источая тепло, и все располагало к задушевной беседе. Держа в руках несколько листков, он помолчал некоторое время, давая, по-видимому, нам время сосредоточиться и в то же время обдумывая, как вести разговор.
— Возвратившись из Киева, я испросил высочайшую аудиенцию. Император немедленно принял меня. Так как я лучше пишу, чем говорю, то я испросил Его Величество разрешить прочитать ему свое письмо. Сейчас я прочту его вам.
Он развернул лист и начал читать…
Я, конечно, не помню дословно текст этого письма, вспоминаю лишь его общий смысл. Великий князь Николай Михайлович побывал в Киеве, где встречался со вдовствующей императрицей. Она крайне озабочена и просила поговорить с императором. Революция надвигается, и престол находится в опасности. Николай Михайлович пытался раскрыть правду своему царственному племяннику, показав, что среда, окружающая императрицу, пагубно влияет на политику империи. Далее он сказал, что всем слоям общества известна та сила, которая играет роковую роль в государстве, имея в виду Распутина. При таком положении дел трудно надеяться на успешный исход войны для России.