Можно сказать, пришелица из другого мира. Мира, где нужно расталкивать других локтями чтобы подняться выше, мира где от соседа впору ждать скорее подножки, чем помощи. Оттуда, где единственным безопасным и теплым местом была семья. Семья, которой враз не стало.
Здесь же был совсем другой мир, живущий по другим законам. Надо сказать, ничуть не менее жестоким чем большой, просто более приспособленным к нуждам всех. Но вот одиночек и тех, кто не был «как все» он не терпел.
Например, ее «дядя» не был родным и даже двоюродным братом ни одному из родителей. Если разбираться в генеалогии, то ближайшей степенью родства с «дядей и тетей» была-бы «седьмая вода на киселе». Да вот только простая мысль «а что люди подумают» совсем не оставила им иного выбора как принять неожиданный «подарок» наравне с собственными детьми. И ведь сказать, что в чем-то они были несправедливы с ней, тоже нельзя. Но вот от этой «бездушной» справедливости, все становилось только хуже. Принять ее в свою душу, в свой мир, они не смогли.
Не приняли ее и дети. Детей в поселке было очень много, вполне можно было бы найти себе друзей, но и они, подобно взрослым сбивалась в стаю, где у каждого было свое место. Сейчас она конечно понимает почему, и насколько неправильно себя тогда повела. Не исключено, что несмотря на чувственное отупение, понимала это и тогда, но вот понять и принять – разные вещи.
Слишком она была независима, не признавала ни силу авторитета, ни авторитет силы. Попытка же «поставить на место» заезжую выскочку закончилась дракой, да не такой, после которой становятся друзьями. Потому как даже будучи избитой и поняв, что собственных сил не хватает, Инга не приняла поражение, а вцепилась зубами в глотку самому старшему и сильному из своих мучителей. Не в шутку, по-настоящему, так что прибежавшим на крик пришлось разжимать зубы палкой, как бойцовому псу. Повезло еще что не знала тогда как надо и вцепилась не в глотку, а в кожу под подбородком.
После этого случая вся ребятня, не без внушения со стороны родителей, стала держаться от «этой ненормальной» подальше, дразнясь и кидаясь всякой гадостью исключительно с безопасного расстояния.
Дальше – больше. Инга и раньше чувствовала внутреннее отношение других людей, то теперь это стало просто невыносимо. Зря считают, что знать сокрытое за внешним в каждом человеке это здорово – отвращение, пожалуй, наименее неприятное чувство которое несет такое знание. И ей, в свою очередь, не хватило ума скрывать свои мысли, слава богу, что хоть говорить тогда ни с кем не хотелось, но видимо во взгляде отражалось слишком многое.
Сложно скрывать свое отношение к «доброму дяденьке» который, пожалев сиротку, угощает спелыми грушами и глядя на сцарапанные коленки, думает, как было бы неплохо их раздвинуть пошире... А понимать, что дяденька и правда добрый, и не то что реализовать такие мысли, а даже самому себе признаться в них не рискнет – не слишком ли многого мы хотим от ребенка? Ее и от притворной доброты и жалости всех этих бабушек чуть не выворачивало.
К тому же очень быстро выяснилось, что ее прямого взгляда не выдерживает не только человек – цепные кобели от него хвост между ног засовывают. И Инга начала бездумно такой возможностью пользоваться, а зря - в замкнутом обществе невозможно ничего скрыть, так что, шепотки пошли и очень нехорошие. Тем более что и сильные желания ее тоже довольно легко сбывались.На тех, кто ее дразнил, неприятности посыпались как из рога изобилия и, если в другом случае это осталось бы без внимания, то «по совокупности заслуг» – ярлыки «дурной глаз» и «ведьма» смотрелись не пустым злословием.
Так и прошло пять лет жизни. Двенадцать – очень неприятный возраст, такое впечатление, что попала на черную полоску, да и пошла вдоль. А ведь для других девушек это время полно совсем иных, куда как более радостных переживаний. Именно в это время родители начинают сговариваться о будущих свадьбах. Потом остается только подождать годка два-три, приписать еще парочку несложно, кто там их считает. А для Инги замужество было единственным шансом вырваться из этого ада. Пусть и в точно в такой же, но там пребывать ей предстояло уже в новом качестве и строить все отношения заново. Что давало хоть какой-то шанс.