- Дурак ты, Федька, и шутки у тебя дурацкие…
В ответ второй мальчишка тряхнул огненными кудрями и, почесав в затылке, звонким голосом извинился:
- Да нее… Я серьезно! – И потрусил за ручки прозрачный хозяйственный кулек, в котором переливалась под солнцем серебристая пыль.
- Ну так бы и сказал… Это дело! - Буркнул курносый и через секунду в горловину бочки струей потекло живое серебро.
- А че ты так рано прибежал, неужели закончили? – решил сменить гнев на милость облезлый.
- Ага,- кивнул Федор, - коробки с рубленой арматурой мы линзой выложили, пустыми коробками их со сторон борта обложили. А мешки с торфом взрослые таскают – «тяжелые они для вас» говорят. Да и погнали. А я сюда пошел – посмотреть, чегой-то вы, Петр Васильевич, тут все возитесь? Рыжий опять, тряхнув кудрями, отвесил шутовской поклон, видимо не мог он долго обходиться без своих хохмачек.
Упомянутый Петька его шутейство проигнорировал, а просто вскинул руку козырьком к облупленному носу. От «их» поворота дорога среди зарослей кустарника просматривалась метров на сто пятьдесят – двести, и была отмечена несколькими приткнувшимися по обочинам «брошенными» автомобилями. Колонна беженцев свернула в зеленку раньше, а конец проложенного ложного следа сейчас мальчишки и наблюдали.
Вероятная погоня должна была пойти по этим следам сюда, за поворот, и немного не дойти до осевшего на пробитые скаты трехосного грузовика, возле которого сейчас суетились человеческие фигурки, укладывая в кузов мешки с «удобрением». Собственно, это и на самом деле было удобрение, таже смесь аммиачной селитры и самого обычного торфа. Вопрос только в пропорциях.
От этой мысли Петьку невольно передернуло:
- И не страшно, больше десяти тон ведь…
- Ага, - довольно хмыкнул Федька, - и полторы тонны рубленной двадцать второй арматуры, чуть пупы не развязались пока укладывали. Зато даже танку мало не покажется – один дуршляг из него будет!
И тут, видимо, до него дошла суть опасения собеседника, но куражиться он не стал, а вместо этого задорно тряхнул головой:
- Да не! Этот ди-мамонт... дианамот… дихло… тфу, ты! Вот уж названьице! Но главное, что он не то, что сам, или там от огня, или удара не взрывается, в него можно спокойно из ружья стрелять! И даже из пушки, во! – но тут, поймав скептический взгляд, поспешил поправиться: – тока не слишком большим калибром. Его специально такой взяли – вдруг этим…
Тут Федор втянул голову в плечи, будто почувствовав приближение подзатыльника и воровато оглянулся - по близости никого из взрослых, готовых «наградить» за неположенное по возрасту словцо не наблюдалось. Но он все равно проглотил ругательство и продолжил на тон ниже:
- Чтобы если они заподозрят засаду и решат ее обстрелять, раньше времени не рвануло. А ин-и-ци-ру-щий заряд - он внизу и за наклонной броневой пластиной стоит – фиг они в него попадут!
И тут Рыжик явно вспомнил начало разговора:
- Ты мне зубы-то не заговаривай! Отвечай прямо – чего стока валандаетесь? Али гостей дожидаетесь?
- Да понимаешь какое дело… - теперь настала очередь Петра виновато чесать в затылке свободной от палки рукой, – мыло нам дали вместо порошка. Хрен его знает, что там напутали… - конопатый тоже прикусил язык, но вокруг по-прежнему не было никого, и сорвавшееся словцо осталось безнаказанным.
- Э, ты погоди… - задумчиво потянул Федор, - ведь и мыло можно!
- Можно-то - можно, – чуть не плача заявил Петр, - да оно же кусками! Его же тереть надо!! Язви его душу!!
И безнадежно махнул в сторону, где парочка пацанов года на два-три постарше, шипя сквозь зубы, пытались натереть мыло на громадной терке.
- Оп-па, а я то думал – че это они делают? А вона оно как.
- Ага, - уныло ответил конопатый, - на одну бочку с грехом пополам натерли, а с остальным – хоть плачь. Помог бы, а? – в глазах Петра проскочила робкая надежда на спасение от позора. Все же просить о помощи сверстника - это легче, чем признаваться взрослому, что умудрился завалить порученное тебе настоящее дело.