Машенька, зыркнула из под бровей и отведя руку за спину, так что тень от нее гарантировано оказалась вне поля видеозаписи просигналила.
- Тащь майор, заманалась я эту дуру таскать. Вот и подумала – война спишет, скажу – «почудилось», авось сильно не вы..ут.
Майор шагнула вперед, прижимая пискнувшую от смущения лейтенанта к немалой груди, так что ребра затрещали.
- Товарищ лейтенант, объявляю вам благодарность - за успешные и своевременные действия. – Слегка отстранившись, Фокус развернула разгильдяйку к себе спиной и влепив леща пониже края бронежилета, придала ускорение.
- Тащ. Майор, разрешите просьбу! –мигом утратившая все признаки смущения вместе с совестью Машенька, тут же продемонстрировала правильность поговорки, что «куда подчиненного не целуй, везде оппа».
- Разрешаю. – В глазах командира отчетливо прыгали веселые чертики.
- Можно взять гитару?
Начальство недоуменно уставилось друг на друга, не зная, что сказать. С трофеями дело было довольно строго. С одной стороны, разрешалось брать только необходимое во время ведения боевых действий, то есть по сути только еду и боеприпасы. Оружие тоже можно, но потом его положено было сдавать. Одежду и обувь – только в случае острой необходимости. Все остальное подлежало либо уничтожению, как и «лишнее» оружие, либо просто оставлялось.
Понятно, что помимо гласных законов были еще и некоторые вещи на которые смотрели сквозь пальцы. Например, деньги, как известно, не пахнут, но уже с прочими ценностями можно было влипнуть по полной.
На кой понадобилась эта гитара, теперь лежащая прямо поверх горы «на уничтожение» обе женщины придумать не могли и с интересом посмотрели на Машеньку в ожидании цирка, когда та будет подводить «законную базу» под свою просьбу.
- Для повышения боевого духа личного состава во время отдыха! – заявила нахалка.
Брови майора полезли на лоб от такой мотивации, она даже слегка растеряно взглянула на своего заместителя – получалось, что у разведки, выходит, боевой дух низок и нуждается в повышении. Взгляд Сойки был серьезен, он прямо говорил: «Пусть берет, раньше мы со своими не воевали, так что лишний повод расслабиться, совсем не лишний».
- Разрешаю. Но если честно – зачем?
- Так ведь чудо же. Посмотрите, что вокруг творится, - развела руками Машенька, - а она без единой царапины. Как тут бросить?
И ускакала, оставив разом прозревшую Сойку бороться с собственным желудком, посреди выжженного термобарическим зарядом круга в котором земля, камни и осколки металла были перемешены с обгоревшей человеческой плотью.
Ну что ж пора, товарищ капитан 2
- Заметили? – поинтересовалась у «наблюдающей за арьергардом» Машеньки отставшая перешнуровать ботинок командир.
- Еще пятнадцать минут назад. Держится в отдалении, но цепко. След не теряет.
- Почему не доложила?
- Так ребенок ведь, Марь Иванна…
Глаза начальства грозно сверкнули, но никто этого не увидел, со стороны женщина казалось, была полностью увлечена нехитрым делом. Зато Машенька гнев почувствовала и зябко передернула плечиками – она то знала, что если наказание не было объявлено сразу, значит провинность требует более тщательного разбора.
- Как ты думаешь, что он будет делать, когда нагонит? – голос звучал ровно и заинтересованно, отчего сердце Машеньки преисполнилось дурных предчувствий, а плечи невольно поникли.
- Разрешите…
- Не разрешаю. Никаких активных действий до привала, просто усилить внимание. Выполняйте. – И подхватив оружие командир, перепрыгивая с камня на камень, поскакала догонять ушедшее вперед «ядро» отряда.
***
Зачем Федор плелся вдогонку непонятному отряду он и сам с уверенностью не сказал бы. Наверное просто потому, что во всем окружающем мире непонятная группа была единственной движущейся деталью пейзажа. Видимо просто был не в силах расстаться с эти единственным проявлением жизни среди пустоты - даже звери, повинуясь инстинкту, предпочли остаться с пустым желудком, но не покидать логовищ, рискуя столкнуться с неведомыми опасностями изменившегося мира. И только поднимающиеся вокруг все выше горы равнодушно взирали своими вершинами на крохотные и одинокие фигурки. Они-то за свое время чего только не насмотрелись и оттого научились презирать всяческую суету и мельтешение.