И ведь не проявляет ни малейшего нетерпения, дает время собраться с мыслями, оружие тем временем спокойно лежит на колене и направлено совсем не в его сторону. Вот только от взгляда на висящий слева на поясе нож и совершенно расслабленную левую руку не возникает никакого желания хвататься за оружие, хотя рукоять пистоля под рукой и с кем-то другим был бы шанс... Но здесь и сейчас, от фигуры за спиной просто веет уверенностью и безопасностью. Не может быть человек настолько спокоен, и при этом настолько неагрессивен и умиротворен, что полностью сливается с окружающей природой.
Точнее это он так думал. Еще две минуты назад. Видимо так она и смогла подойти. Женщина глубоко втянула ноздрями воздух и сказала:
- Действительно мастерица. Пойдем? - в вопросе не было никакого нажима, будто даже спрашивающая и правда предполагала, что Федор мог не согласиться, да еще и был волен остаться тут, слушать стрекот кузнечиков, пока она не съест приготовленный неведомой Клушей ужин.
Пришлось вставать и топать в сторону лагеря, пламенея ушами от стыда – у него даже оружие не попросили, верный пистоль так и торчал за поясом. Будто никакой опасности он не представлял. Видимо, так оно и было.
- Да не переживай так. – Неожиданно сочувственно раздалось в спину. – Ты очень хорошо прятался, просто молодец. Никто бы тебя и не заметил, только…
Несколько шагов прошли в молчании, пока конвоирша подобрала деликатные слова.
– Просто помимо стараний надо еще и знания иметь. Техника она сейчас такая… От нее ни тебе, ни мне не укрыться. Попросишь потом Зайнаб записи показать… Можно конечно и технику обмануть, но тут как раз знания нужны. Научишься еще.
Тут Федора ободряюще похлопали по плечу, от чего мальчик вздрогнул. Он опять не услышал, как к нему приблизились, а ведь она все время разговаривала!
В лагере возникло впечатление, будто попал в водоворот – без всякого сомнения серьезные бойцы вели себя как обычная толпа разновозрастных женщин – каждой хотелось сказать пару слов, потрогать пришельца или просто заглянуть в глаза.
Из этого вихря рук и глаз вынырнула кружка бульона и кусок хлеба, а затем крышка от котелка с мясной кашей и ложка. И весь окружающий мир перестал существовать.
***
Вряд ли сон, неожиданно навалившийся на Федора, был простым следствием обильной еды и нервного напряжения. Слишком уж тяжело было из него выкарабкиваться, а если и удавалось «всплыть», то всего несколько секунд и затуманенное сознание вновь соскальзывало в беспамятство. Те крохи ощущений, что удавалось схватить в эти мгновения, более всего походили на бред. Или тот же сон.
А как иначе относиться к происходящему, если тебе кажется, что ты катаешься на любимом их с братом развлечении – тарзанке. Ноги продеты в ременные петли, упругая ветка, к которой привязана вся конструкция, ритмично покачивает тело вверх-вниз, но в тоже время лицо и грудь прижаты к прям-таки неохватному, но мягкому и теплому стволу. Федор спросонья попробовал все же обхватить и прижаться сильнее, но длины рук не хватило, только что пошарил по другой стороне в поисках, за что зацепиться.
«Какой шустрый мальчик», - не то одобрительно, не то с иронией произнес низкий и какой-то бархатный голос, после чего его ладони отцепили и перенесли ниже. Потом кажется снилось, что он совсем маленький, ему страшно засыпать, а мать прижимает его голову к своей большой и мягкой груди, укачивая и напевая песню без слов…
Проснулся Федор уже ранним утром, еще до восхода солнца и, вполне ожидаемо, совсем не на том месте, где его сморил странный сон. О чем свидетельствовали уже прилично нависшие над головой горы, отчетливо видимые сквозь ресницы на фоне едва начавшего светлеть неба. Глаза мальчик предпочел не открывать и вообще постарался дышать ровно, как спящий.
Впрочем, остальным было явно не до его хитростей – буквально в двух шагах четверка во главе с командиром, накрывшись одним плащом, что-то высматривала на слабосветящемся экране.