- Явился? – чуть не пришпилил меня к тенту острый взгляд черных глаз.
И тут, как говорится дошло, что прекрасно зная начальника госпиталя, умудрился его не узнать, что называется «в упор». С другой стороны, ничего удивительного в этом не было - если и обычный человек многолик, на работе он ведет себя и выглядит по одному, а скажем с внуками совершенно по-другому - то врачи двуличны по определению. Особенно хирурги.
Милейший и интеллигентнейший человек, как, например, мой собеседник, от которого в обычной жизни не то, что грубого слова – упрека не услышишь, в операционной превращается в безжалостного тирана, мат не просто употребляющего а на нем разговаривавшего, способного швырнуть назад неправильно поданный инструмент, совершенно не глядя на то, что это за железка. Отчего хирургические сестры у них приседаний этак двадцать за операцию выполняют стабильно.
- Явился… - видимо ответной реплики от меня никто и не ждал. - Ну тогда пойдем! – и резко вскочил из-за стола.
Я ожидаемо напрягся, готовясь подхватить драгоценную емкость – судя по уровню жидкости, сейчас и стол, и хозяин палатки должны были оказаться на полу. Но ничего подобного не случилось, и пришлось двигаться следом на отгороженную пологом половину палатки.
- Вот! Смотри, кому мы жизнью обязаны.
Сердце пропустило пару ударов, а потом возникло столь сильное желание кого-то убить, что ногти шкребанули по дереву кобуры. Пришлось закрыть глаза, сделав медленный глубокий вдох – укрытое простыней тело, лежащее на металлическом столе, было раза в два больше Леночки…
- Смотри! - интересно все хирурги такие садисты? Правда, после того как с тела сдергивают простыню, я скорее благодарен. Труп не так давно принадлежал крепкому зрелому мужчине, лежит спиной вверх, выходные отверстия четырёх пуль видны во всей красе – кулак вложить можно.
- Знаешь, - возбуждение оставило главврача, голос звучит устало и даже тускло, - я так и не понимаю, почему он не умер мгновенно. Должен же был потерять сознание хотя бы от шока... А теперь мы его тут бросим. Мы все, кто обязан жизнью, засунем его в наспех отрытую яму и побежим дальше – спасать свою шкуру.
Вот блин, и что мне с этой интеллигентской рефлексией делать? Не время ведь ей тут. Да и не место.
- Думаешь, если б он это знал, то поступил бы по-другому? Брось, прах к праху, а забота о мертвых нужна не им – они уже сделали для живых всё, что сумели. Если хочешь, прикажи забрать. Ты тут, в конце концов, главный, а не мыши. Но лучше просто помнить всех тех, благодаря кому сам жив. И живых, и ушедших, но заботиться надо все же о живых.
В ответ на сбивчивую речь получаю задумчивый кивок и огонек узнавания в глазах – надо же, а ведь он похоже меня помнит, несмотря на бесконечную череду последующих пациентов…
Под эти воспоминания мы и вернулись к столу и, в невесть откуда нарисовавшийся второй стакан упала щедрая доза. Выпили, не чокаясь. Медицинский спирт, сдобренный аналогичным глицерином (вот умеют медики использовать знания во благо – свое благо), мягко проскочил вовнутрь и котенком устроился в желудке.
- Они пришли около ноля часов, - голос звучит виновато, хотя уж сидящему напротив человеку винить себя не в чем, - тихо вырезали две крайние к лесу палатки, а потом…
Собеседник не отрывает взгляда от стакана, который непрерывно крутит в руках, будто на дне его пытается разглядеть происходившее.
- Знаешь, мне казалось, что я все знаю о ранах и могу спокойно относится к тому, что вижу… Я видел, что могут сделать с человеческим телом зубы и когти зверя, но скажу честно – с тем, что оставляют человеческие зубы… не сравнить. Тех, кто успел проникнуть в соседние палатки, просто разорвали в клочья. Сами раненые разорвали – охрана даже добежать не успела.
- Ну так, жить захочешь…
- Это да, стремящийся выжить человек страшнее любого зверя. Сказал бы мне кто раньше, что человека можно пробить насквозь обычным костылем… - и нервно вздрогнув, пытаясь отогнать не слишком приятные воспоминания, собеседник снова тянется за бутылкой.
- Вот и вспомни, что видел, когда захочется сказать, что подвешивать под крылья баки с изопропиловым спиртом - это чудовищно и бесчеловечно.
Не зря ли я так с ним? Вон человек разом протрезвел, а уж от ужаса, отразившегося в глазах, у самого мурашки по коже, но деваться некуда и через пару секунд переглядок главврач берет себя в руки и молча утвердительно кивает.