- Что жить будем как на вулкане, пока она в силу не войдет, а как войдет так вообще начнется этот, как его…
- Во-во, так что нечего жалиться. Меня она и помнить не должна, Марью скорее всего тоже, и слава богу что то время ее оставило. Так всем спокойней. Что до детской благодарности, то где ты ее вообще видел? Себя сорванца вспомни. Сколько ты, стервец, из своих родителей крови выпил, это сейчас только в разум вошел, а я тебя еще без штанов помню и как ты здесь на огороде, еще не моем, а Петровны-покойницы, в десять лет «волшебных ягод» нажрался. И как мы промывание устраивали, да настойкой красавки отпаивали, не зная от чего ты в итоге окочуришься – от ягод или такого лекарства.
Неспешный стук ложечки по чашке с отваром, кажется - даже сюда слышится дух заваренной мяты, хоть это уж точно самовнушение.
- А может девок тебе припомнить, что ко мне со всей округи бегали? Даже из Замеркова, ты туда-то как добрался? Тебя ж, Федот Михеч, пусть ему земля пухом будет, разве что на цепь не посадил, хоть и следовало, наверное… Так вот, про благодарных детей – забудь. Если хоть внешность послушания блюдут и не забывают родителей уважить, и то хлеб. Тем более в наши-то времена. Так уж издревле повелось – дети отдают долги своим детям.
- Да все я понимаю, Прокофьевна и что порядок такой, и что не нам его менять. Ты вот мне другое скажи, как она в силу войдет, если учить ее некому? Ты ведь…
- Ну договаривай уж – ведьма. Будто я не знаю, как меня все за глаза называют, чего уж открещиваться. Могла бы помочь, да не выходит, она ведь урожденная, а я наученная. Разные мы, как лед и вода. То чего я всю жизнь горбом добивалась, ей с рождения дано, только лежит подспудно. Потому и сторонится она меня, да и я опасаюсь – разные мы. По мелочи, конечно, помочь смогла бы, с травами там, с приемами некоторыми, да баловство это все. Ее другие учить должны, да где ж их взять…
Скрип старого кресла и звук тонкой струйкой льющегося отвара, и одновременно – тиканье настенных ходиков и писк мышки что ли? Щедра природа к ее знакомцам, могут одновременно держать два разных источника звука. Хорошо иметь возможность направлять каждое ушко в свою строну.
- А как в силу она войдет, так мне и вовсе уходить придется. За что на старости лет такое, но и деться некуда будет - два медведя в одной берлоге не уживутся. Хотя вряд ли, так будет. Тесно ей здесь, душно. Вернется она конечно, но ой как нескоро это произойдёт – не раньше, чем саму себя принять сможет и мир вокруг, а такое дай бог к внукам обычно бывает, если не к правнукам.
Ложечка, звякнувшая о блюдце, пауза и стук поставленной чашки.
- Вот и не пойму я, Кирша как так вышло, что оттаяла наша Снегурочка. И ведь не просто в разум разом вошла, а сила в ней проявляться начала. Никак не могу понять – кто же посмел? Что смотришь непонимающе, будто не знаешь - чтобы так сила поперла, надо естество свое женское принять, полностью. Ну а через что это обычно случается, не мне тебе кобелю объяснять. Вот и думаю – неужто у них с Михасем чего было?
- Да ты что? Ты же сама ее после смотрела.
- Смотрела, да не все увидеть можно, но все же думаю – пустая это мысль… Ты вот скажи мне, раз у нас уже такой разговор пошел, ты, как додумался ее на хутор Леньке Рябому отдать? Чем вообще думал?
- Да, Рябой обещал их после свадьбы на отдельный хутор выделить – на засеку, - судя по голосу, дядька был немало смущен, - а уж там, будучи в своем доме хозяйкой, она бы мигом Михася скрутила, глядишь и сладилось бы. Да и от людей подале, тоже ведь лучше.
- Это да, если так. Может и вышло б, но о том думать уже поздно. Но скажи положа руку на сердце, Кирша – прикипел ведь душой к девчонке. За чужую ты бы корову не отдал… Что кулаки сжимаешь – говори как на духу, что там еще?
- Да Рябой, … … эдакий, предлагал, чтоб Инга на него за долг отбатрачила. По хозяйству, да сына после больницы выходила. Дескать «глядишь, пожалеет его, да и сладится у них». А то я не понимаю, кто там хоть слово в защиту ее скажет, и каким местом ей там пришлось бы отработать! Потом конечно точно – с пузом-то куда деваться? Только замуж, тем более что парень есть, позор покрыть…
- Значит, не отдал… Гнида Рябой, гнидой был, гадом и сдохнет.
- Сдохнет, если и дальше не научится в людях разбираться. - Голос дядьки, был спокоен и даже вроде весел, будто этот разговор ему снял с души камень. – Он ведь дурак кого собрался на подстилку перевести – характер ведь какой. Так что получил бы он только шило в печень или жакан в брюхо, да и всех делов.