«Господи, если ты есть – пусть они подумают, что это «двухвертолетная схема» - один провоцирует открытие огня, второй утюжит обнаруживших себя. Господи, очень прошу – они ж ее учат, схему эту чертову, пусть так и думают!», - уж не знаю, был ли я услышан, или удар штурмовика оказался более чем убедителен, но больше огня с земли никто не открывал. А через три десятка секунд все стало неважно – за каждым из «синих» потянулся совсем прозрачный, но уже отчетливо видимый в тепловом диапазоне след. Это изопропиловый спирт из подкрыльных баков, смешиваясь с реагентом в емкости позади пилота, через «штаны» уходил наружу в виде потока аэрозоля.
Маркеры дружно начали мигать цифрами высоты – неопытные пилоты не справлялись с облегчением машин, по открытому каналу пронесся матерный рык, и высота расти перестала, а спустя несколько десятков секунд строй миновал последние красные отметки и ушел на большой круг, опустошив баки и оставив позади догорающий остов самолета.
Им предстоит ночная посадка на аэродром подскока спешное преображение из стратегического бомбардировщика в ночной и возвращение что бы ввалить на сопки десяток миллионов оперенных стрелок из кассетных боеприпасов. Сейчас над ночным лесом как почуявшие кровь акулу барражировали «пастухи», щедро засевая землю НУРСами. И точно такие же стрелки, до попадания под пресс еще недавно бывшие обычными строительными гвоздями, рвали индивидуальные костюмы химзащиты (у тех, у кого они были) и надувные купола защитных палаток (там где их успели сообразить поставить). Но все это было уже не важно.
Операция «фитофтора» завершилась успешно. Я вышел наружу, удивляясь, что не чувствую совершенно ничего при виде того, как красные отметки постепенно теряют сначала подвижность, а потом и яркость, попросту говоря – начинают остывать.
«Ну что, ребята, все готовы? Всё проверили?» - ночь еще была далека от завершения, но у нас ещё было много дел там, где на ни в чем неповинную зеленку и всякую мелкую живность было вылито более двенадцати тонн бинарного зарина.
Гражданская война, одна из самых жестоких. На ней не соблюдаются никакие писаные и неписаные законы.
***
Странный парламентер появился на окраине Новоплесецка около одиннадцати часов утра на третий день войны. Больше всего эта конструкция напоминала обычный кунг, поставленный на громадные, выше роста человека, колеса от карьерного самосвала. Все это неспешно, со скоростью пешехода, катило в сторону ближайшего блокпоста.
Вращающие колеса электродвигатели работали практически бесшумно, широкие шины при езде по траве тоже лишнего не издавали, солнце с неба светило жарко, «старослужащие» отсыпались после ночной самоволки в город. Там было не слишком много развлечений, если не считать за таковые оставленные инсургентами мины-ловушки, но в брошенных жителями домах можно было найти много интересных «сувениров» и просто вещей радующих душу. Так что все усилия штатных пропагандонов разорявшихся, что «водка может быть отравлена», а золотые украшения обрызганы аэрозолем из радиоактивных изотопов, пропадали втуне. «Экскурсии» (в их первичном значении), в простирающиеся всего за триста метров от блокпоста развалины пользовались неизменной популярностью.
Побочным следствием такого увлечения было то, что солдаты «первого класса» испытывали некоторую сонливость, а молодые, вынужденные утром дежурить «и за себя, и за дедушку», тоже бдительностью и служебным рвением не блистали. Чего опасаться? – «духи» из города ушли, трясутся теперь по щелям и землянкам, а подобраться к посту со стороны гор через почти километровую полосу отчуждения на глазах бдительной системы обнаружения – не смешите наши тапки. Вон, сколько местной живности в первый день настреляли, но теперь и дикое зверье поумнело. О том, что система запросто пропустит цель размером с дом, если не распознает в ней хотя бы танк, не ведал даже ее оператор. А вот инсургенты похоже были осведомлены досконально.
В итоге сарай подкрался незаметно. И обнаружили его, когда до блокпоста оставалось метров двести пятьдесят. Причем самым неприятным для проштрафившихся солдатиков образом – капитан, с весьма ему подходящей фамилией Ипатьев, вышел на поздний утренний променад в «форме №1» (* трусы, тапочки, полотенце) попутно полоская зубы освежителем – «ибо негоже» - похмелье там, или не похмелье, а офицер должен являть подчиненным пример бодрости и здоровья - да так и застыл, узрев новую деталь пейзажа.