- Хейли, детка, это Ник, раньше был отменным парнем, теперь нимба не хватает и можно вписывать в число святых, – девушка поднимает голову, скромно улыбнувшись. – Ник, это Хейли моя девочка.
- Мужик, я рад встрече и познакомиться, - киваю в строну Хейли. - Но мне нужно, чтобы вы исчезли.
Грег берёт девушку за руку и ещё пару раз хлопнув меня по плечу, открывает дверь.
- Это ведь не твоя комната – оборачивается, сдвигая брови. – Это комната…
Не дав ему договорить закрываю дверь и в полном расслаблении сажусь на кровать. Достаю из кармана дневник, сняв куртку кладу её на кровать и, наклонившись, снимаю обувь. Дневник соскальзывает с кровати и падает на пол. Неосторожно ухватившись за него, он полностью раскрывается и из него выпадает много не больших листов и конверт.
Какого я такое рукожопое создание?
Собирая всё до кучи, рассматриваю на листочках узоры, нарисованные разноцветными ручками. Усмехнувшись, кладу все листки обратно в дневник. Осмотревшись, нахожу только конверт, валяющимся на полу, всё остальное вроде бы собрано. Странная борьба возникает внутри меня и не дав себе долго раздумывать, поднимаю его. В правом углу не большими буквами что-то написано, подведя конверт ближе к свету, перечитываю всего лишь два слова множество раз, пока всё ещё с трудом веря.
“Адресовано Николасу ”… “Адресовано Николасу ”… “Адресовано Николасу ”…
Мой мозг окончательно отупел и вместе с ним всё тело.
Что у Алексы в квартире делал дневник Бек, и при этом в нем лежит письмо, принадлежащее мне? Чего ещё я не знаю? Сейчас я чувствую себя полным дебилом, над которым смеются и которого разыгрывают.
Перестав, как придурок пялиться на конверт, стараюсь аккуратно его отклеить. Он легко поддаётся моим пальцам, заглянув внутрь, у меня появляется ещё большая куча вопросов. Небольшая стопка не маленьких купюр и маленький, свёрнутый вчетверо листок лежит внутри.
Что, блин, это такое? Ничего не могу понять. Это дурацкое представление и сейчас появятся все с аплодисментами и какими-нибудь блестящими фигнями, которые будут рассыпаны по всей комнате под нескончаемые возгласы. Или из ниоткуда появится Ребекка и скажет мне, что всё это сраный розыгрыш?
Нервно раскрывая листок, я уже перестаю смотреть на всё это, как на глупую шутку. Осталось только понять, что здесь изложено и надеюсь я уеду домой в более здравом уме. Сожгу этот дневник и возненавижу Ребекку так, что ненависть сможет перевесить любовь. Я стану свободен и больше не буду думать о ней. Перестану жалеть себя и оправдывать её. Стану свободным, таким каким я перестал быть, как только встретил её. Свободные мысли, свободные поступки, свободная жизнь.
Но всё рушится, как только я прочитываю первые строки. Поначалу злость и гнев бушуют в моей крови, которая переполнена всем тем хаосом, что Ребекка натворила в моей жизни. Чем дальше бегут мои глаза по бесконечным строчкам, тем крепче связывается каждая долбанная нить непонимания и все вопросы становятся объяснимыми. Каждое последующее слово разрывает сердце от любви к этой девушке и от невыносимой, пожирающей боли не только меня, но и её… Никогда прежде, даже когда мы расстались, мне не было так жутко. Всё, что было с нами прежде, пустяки по сравнению с тем, что я узнаю и с тем, что ждет нас впереди. Ад, огонь, торнадо и всё прочее обращается в ничто. Всё в миллионы, миллиарды раз больнее. Это сильнейшее чувство упрашивает тебя разорвать себя на части, достать сердце и выкинуть его в пропасть, забыть себя и умереть, но я не знаю возможно ли это. Одно знаю точно - я не оставлю её. Пусть в её милой головке возникла эта глупость, но как бы там ни было, она нуждается во мне. И теперь пора перестать быть эгоистом, ради любви к ней, которая намного выше моего паршивого характера.
Последние строки этого откровенного письма возрождают во мне прежнюю любовь. Даже более сильную. Весь гнев, съедающий меня на протяжении всего времени, после расставания растворился и я в мгновения забываю его вкус. Остаётся только злость от потерянного времени. Вместо правды, Ребекка решила пронзить моё сердце копьём, кинжалом и мечом, думая, что спасёт меня. Ложь, выдуманная ей, была страшным оружием, а правда, которую она утаила, смертельным, но я всё же предпочел бы правду.
На листок падают капли, которые застывают на одном месте…. Строки расплываются и по щеке что-то стекает, щекоча подбородок. Тыльной стороны касаюсь мокрой щетины, с трудом моргая ресницами. Слезы, потоком вырвавшиеся наружу, наконец, приобрели свободу. Они скрывались ото всех и по большей части даже от меня самого. Последний раз я с ними попрощался, когда после смерти матери дедушка привёз меня домой, чтобы забрать мои вещи и я увидел, как на кухне папа раздевает девушку, которая прижалась к нему всем телом. Тогда с меня вырвалось несколько горьких слезинок, ставшие заключительными. Мои глаза были непробиваемы, мне было больно, но я никогда не плакал, пока одна принцесса с серо-зелёными глазами не расколдовала моё сердце.