Кое-кто утверждает, что самый большой мой недостаток заключается в том, что я люблю животных даже больше, чем людей — а говоря полную правду, то и несравнимо больше. Если неземная страсть близнецов Кальвентов распространяется в основном на котов и еще на парочку умилительных представителей фауны Нортайла, то на мою неземную страсть имеет высоченный шанс нарваться любой обладатель хоть острых когтей, хоть длинных зубов, хоть шести лап, хоть милой пушистой шерстки, пусть даже она принадлежит мохнатому пауку-переростку Митори, водящемуся исключительно в дремучих лесах другого материка. Могу с полной уверенностью предположить, что при виде подобного чуда природы я бы тут же погнался за ним с непреодолимым желанием потискать — и не думаю, что Митори был бы в восторге от моих готовых гладить все живое рук и от моего маниакального выражения глаз. Так что неизвестно, кто бы от кого в страхе улепетывал.
Самое удивительное, что объекты моей спонтанной вселенской любви всегда отвечали мне тем же самым. К примеру, во время службы в замке Арвейм я умудрился близко подружиться с несколькими внушающими уважение и трепет огромными сторожевыми псами, хотя мои бравые коллеги по охране в один голос утверждали, что делать этого не стоит ради собственных безопасности и благополучия, ведь псы подобрались на редкость злые и кусачие. Ну, не знаю. Ничего кусачего и уж тем более злого я в прелестных собачках не заметил. По крайней мере, если с моих рук и играли они с огромным дружелюбием и даже миролюбием — даже старательно виляли хвостами, наглядно демонстрируя полнейшую симпатию. Все-таки звери всегда хорошо чувствуют привязанность и заботу — и, в отличие от многих представителей человечества, не используют их в личных целях.
Я-то сам не считаю упомянутую свою черту каким-то большим недостатком, скорее уж наоборот, но слышать обратное от каких бы то ни было обиженных моим случайным пренебрежением лиц мне приходилось не раз. Хотя, по моему скромному мнению, ярко выраженная нелюбовь и уж тем более жестокость по отношению к животным — самый большой признак бесчеловечности.
Справедливости ради следует упомянуть, что из воды меня в итоге не вытаскивали — вытаскивал я, причем чуть ли не насильно. Двухсотлетняя ведьма уплывала, брыкалась, возмущалась, посылала меня к драконам (что было вполне осуществимо), но вылезать из озера совершенно не хотела. Хоть магию не применяла, и на том спасибо: в таком случае, как ни скорбно это признавать, у меня было бы очень мало шансов на победу. Тем не менее, я не сделался бессловесным невидимкой, не растворился в пространстве, не канул в небытие и не имел радости получить целую гору других, подобных незабываемых впечатлений, а всего лишь довольно мирно вытащил ее из воды, отделавшись парой десятков брызг в лицо.
И все же мое бессовестное моральное насилие над бывшей маленькой девочкой не прошло даром: ближе к ночи она внезапно вспомнила о своих врачебных устремлениях и наведалась ко мне с четкой целью отомстить — проверенными целительскими способами.
Правда, в итоге мне снова удалось выпросить помилование, и вместо суровых методов, сопровождать которые необходимо нравоучительным внушением «чтобы неповадно было», на мне опять испытали уже известный и приятный, который в очередной раз заставил меня растаять, усиленно радоваться жизни и старательно изображать из себя мурлыкающего кота.
— Парадокс… ты ведь не просто в гости сюда переместился, так ведь? — в какой-то момент спросила у меня Сайонарис.
Я почувствовал себя последним дураком, причем сразу по двум причинам: во-первых, вопрос у меня и вправду был, и его по-хорошему следовало бы решать незамедлительно еще вчера, а во-вторых, мне и в голову не приходило, что меня могут ждать здесь вот просто так, в гости.
А ведь надо будет взять на заметку.
— Да, ты права. По делу. У меня друг в беде, — и я подробно рассказал ей про исчезновение Рэя, не забыв упомянуть и то, что отчасти в этом была и моя вина. Что уж там. Если надеешься на помощь — будь добр, не скрытничай, а выкладывай все как есть.
Девушка слушала серьезно, внимательно, не перебивая. Потом на некоторое время задумалась.
— Брось, твоей вины здесь нет, — первым делом возразила она. — Ты не справился бы с артефактом Мирианделла, только точно так же пропал сам.
В большинстве случаев самовлюбленного меня не особо радует, когда кто-то открыто сомневается в моих силах и способностях, но тут мне возразить было нечего. Драконы меня раздерите, она права: маг из меня хоть и относительно талантливый, образованный, умелый и безусловно скромный, но, разумеется, не настолько. И спорить тут нечего.