Именно так, собственно, Рэй вместе со мной и оказался стоящим на Земле старого Нортайла, куда бы он другим способом точно не попал. И он, прожив в Мире уже довольно много лет, сам не мог в полной уверенности сказать, настоящий ли он человек либо клон, точно так же как и не мог ответить на этот сложный вопрос его названный брат.
Возможно, это и есть то знание, обладать которым им не следует никогда и ни при каких обстоятельствах.
— Пойдем, ученичок ненаглядный, — наконец иронично сказал я. — Поищем подходящий для ночлега трактир.
Завтра нам предстояло начать искать информацию об одном древнем артефакте, затерянном в то время в запутанных подземельях Высшего Королевского Университета.
За окном уже было темно. Давно — несколько часов как. Три луны, сверкая на ночном небе причудливым сочетанием желтого, оранжевого и красного цветов, стремительно, словно наперегонки, все вместе поднимались по небосклону.
Ей не спалось.
Одеяло было откинуто, занавески — широко раздернуты. Потому источником света, единственным на всю спальню, служили все те же яркие луны, как будто нарочно заглядывающие именно в эту комнату.
Она резко, импульсивно встала и прошлась по комнате. Выглянула в окно. Не обнаружив ничего необычного, вернулась в кровать, но, не пробыв там и минуты, снова решительно поднялась на ноги.
Что-то ее тревожило, что-то не давало ей покоя.
Как будто она забыла нечто очень, очень важное.
Но вот только что.
Девушка накинула на плечи теплую домашнюю атту и села за стол. Кажется, она раскрыла записную книжку — но не стала в ней что-то писать. А просто, пробежав глазами какие-то строчки, написанные будто бы ее собственной рукой, уткнулась в ладони и сидела так, почти что неподвижно, еще некоторое время.
Было тихо. Только на улице, так далеко и так близко, яростно завывал ветер. Слишком быстро низкие тучи заслонили собой все три луны. Вот уже послышался и стук капель, падающих на крышу, на деревья, на землю. Начиналась гроза.
Звук дождя успокаивал ее и помогал ей думать.
И все равно.
Она не могла вспомнить, когда написала эти строчки.
— Может быть, мама права? — обреченно сказала девушка вслух самой себе. По ее голосу было заметно: она не хотела, чтобы эти ее слова оказались правдой, совсем не хотела.
Очень близко сверкнула яркая молния. Еще через несколько секунд прогремел всегда сопутствующий ей гром. Конечно, она могла и испугаться, настолько сильна была стихия.
Но нет — по какой-то причине она любила грозу. Даже такую сильную. Тем более — такую сильную. Шторм как будто придавал ей силы. В том числе и душевные — которые были ей так необходимы.
Звук часов, возвещающих о том, что наступил полночный час, был заглушен очередным громом.
Что-то изменилось.
Девушка подняла лицо от рук и осмотрелась. Вроде бы, все точно так же, как обычно: просторная спальня, деревянная светлая мебель, белые занавески. Но все же ее взгляд остановился на одном из углов спальни. Совершенно пустом. Наверное.
— Кто здесь? — спросила она. Не испуганно даже — только немного настороженно.
Тишина, все чаще и чаще прерываемая оглушительными звуками грозы, была ей ответом.
И все же она знала. Не знала, так чувствовала. Потому что с детства привыкла доверять своей развитой интуиции. И поэтому смело подошла к углу, так сильно привлекшему ее внимание, и на этот раз спросила уже прямо:
— Кто вы?
Смутный силуэт, заметный только при свете вспышки молнии, исчез.
За окном бушевал невиданный шторм.
Растолкал меня Рэй, непонятным для меня образом оказавшийся в моей комнате с утра пораньше.
— Ооо, друг, — сочувственно протянул он. — У тебя такой вид, как будто ты не всю ночь спал.
Одно из солнц, маленькое, уже было довольно высоко. Не полдень, конечно, но поваляться в постели я должен был успеть знатно. Я посмотрел на большие, деревянные, старинные для моего восприятия часы, мирно отсчитывающие секунды в углу съемной спальной комнаты одной из небольших, уютных городских таверн, найденной нами вчера уже в полночь. И удивленно ответил:
— Интересно. Я продрых почти девять часов. Но на самом деле чувствую себя так, как будто парочку из них бродил неизвестно где.
— Не отмазывайся. Мы-то про тебя все знаем. Куда ты незаметно под покровом ночи убежал. Профессор, — последнее слово он проговорил с исключительным ехидством и наслаждением.